– Это ты внушила ему подобные мысли? – Тулузский граф ткнул в лицо жены кривым, похожим на коготь хищника пальцем. – Ты, змея, хочешь, чтобы он стал чертовым катаром? Одним из тех, которые, словно не мужчины, ходят в бабьих тряпках, бреют бороду, не едят мяса и не носят оружия?! Ты хочешь, чтобы он сделался святошей! Чертовым святошей, спасающим свою душу и не пытающимся спасти никого боле?! Человеком, который ни за что не отвечает, ничего не хочет, никуда не стремится?! Для которого нет ни дома, ни семьи, который может удавиться или броситься на меч, лишь бы только поскорее завершить свою жалкую жизнь!

– Нет, отец, мама тут ни при чем, я сам хочу стать катаром! Потому что наш мир, он не совершенный, отец! Мы живем во лжи! Церковь Любви – она спасет всех. Я знаю, я хочу быть среди «добрых людей»! Я хочу, чтобы любили меня, я...

– Молчи! Кто внушил тебе, что тебя не любят? Кто сказал тебе, что я, Раймон Пятый, не люблю своего наследника, своего старшего сына? Назови имя того лжеца, который посмел сказать тебе такое, и я убью его собственными руками!

– Никто, отец. Никто не виноват. Я сам. – Мальчик затряс каштановыми, чуть вьющимися кудрями. Казалось, он готов провалиться сквозь землю. Но отступать не собирался. – Я был среди них, мне хорошо там, они любят меня, они и тебя любят, отец, просто ты не хочешь услышать их, впустить Христа в свое сердце, впустить любовь.

– Да не любовь это, пойми! – Раймон ударил по столу кулаком, опрокинув золотой кубок. – Не любовь—уходить от своей семьи, бросая ответственность на плечи младшего брата. Не любовь – бросать без защиты мать нашу Тулузу. Кто, как не мы – потомки легендарного князя Гурсио, маркграфа Тулузы, – призваны самим Богом охранять эту землю и этих людей?! Кто как не мы?!

– Но Церковь Любви...

– Еще раз говорю – это не любовь! Пойми ты – легче легкого думать только о себе и ни о ком больше. Я оберегаю народ, защищаю его своим мечом. Я щит Тулузы и его меч! Ты тоже должен стать мечом, щитом и весами правосудия. Это наша ноша, и ни один из рожденных правителем не в праве отказываться от нее. Прими и ты, мой сын, свой крест. Прими его и веруй!

– Но если эта ноша слишком тяжела для меня?

Раймон задумался. Конечно, можно просто наподдать мальчишке. Запереть его в его же комнате, посадить на хлеб и воду, как это принято у его возлюбленных катар, заставить признать свою ошибку. Но граф действительно любил сына. Поэтому он сделал невозможное.

– Я выслушал твою просьбу, Романе, и вот что решил. Кто я такой, чтобы идти против воли Бога? Возможно, ты и твои катары правы, и на самом деле ты призван для чего-то иного. Что ж, если твое решение непреклонно, я не стану мешать тебе. Для того чтобы сделаться катаром, следует поститься в течение месяца. Начинай пост прямо сейчас. И если через месяц ты будешь достоин стать катаром – что ж, значит, ты будешь катаром, а твой младший брат Булдуин унаследует трон Тулузы. – После этого Раймон Пятый подозвал к себе сына и заключил его в объятия, одновременно давая знак слугам убрать со стола поставленные для наследника тарелку и кубок.

По тому, с каким вожделением юный Романе проводил глазами слугу, уносящего тарелку, я решил, что он уже сожалеет, что не объявил о своем решении поcле окончания пира, и заподозрил, что блажь его вскорости пройдет. Я ошибся.

Не знаю, почему Раймон Старший принял такое странное решение. Знаменитые трубадуры начиная с этого дня не уставали слагать песни, прославляющие это событие. Никто не мог ничего понять, строя догадки и измышляя собственные версии произошедшего. Но, возможно, Раймон лучше других знал своего сына и не верил в то, что сластолюбивый, нервный и взбалмошный мальчишка сумеет выдержать строгую и полную лишений жизнь истинного катара.