Мгновение отдыха и тишины.

Лукреция отмечает про себя, что люди чаще думают, чем говорят, а из-за этого теряется много информации.

Мы не знаем их мыслей, то, что они несут в себе.

Внезапно Исидор подскакивает и смотрит на часы.

– Скорее, новости начинаются!

– Что же там такого животрепещущего? – возмущается Лукреция.

– Мне надо знать, что происходит в мире.

Анонсы уже прошли, и теперь каждый сюжет преподносится детально. «Забастовка преподавателей лицея. Они требуют повышения заработной платы». На телевизионном экране появляются демонстранты.

– Вот, пожалуйста, мотив всегда один и тот же, – скептически усмехается Лукреция.

– Ошибаетесь. На самом деле они требуют не денег, а уважения. Раньше преподаватели имели большое значение, а теперь им приходится не только воевать с учениками, которые их не ценят, но еще и администрация просит нести тяжелое бремя: заменять несостоявшихся родителей. Преподавателей выставляют в невыгодном свете, будто только они жаждут каникул и привилегий, тогда как они всего лишь хотят благодарности. Поверьте, если б они могли, на их транспарантах было бы написано «Больше уважения», а не «Больше денег». Вообще свои истинные мотивы люди высказывают очень редко.

Диктор продолжает свою канитель:

«В тайной лаборатории Колумбии, финансируемой различными объединениями, разработан новый наркотик, вызывающий мгновенное привыкание. Это вещество, уже оцененное во Флориде, подмешивали в сангрию на студенческой вечеринке. Наркотик парализует волю тех, кто его принял. Сразу поступило множество жалоб об изнасиловании».

«В Афганистане талибский парламентский совет принял решение запретить женщинам обучение в школе, а также лечение в больницах. Кроме того, женщинам запрещено выходить без чадры и разговаривать с мужчинами. Толпа закидала камнями одну женщину, потому что ее обувь была светлого цвета».

Лукреция замечает, что Исидор потрясен.

– Зачем вы каждый вечер смотрите эти ужасы?

Исидор молчит.

– Что случилось, Исидор?

– Я слишком чувствителен. Она выключает телевизор.

Он в раздражении снова его включает.

– Слишком просто. Я бы чувствовал себя трусом. Пока в мире есть хоть капля жестокости, я не могу оставаться спокойным. Не желаю прятать голову в песок.

Она шепчет ему на ухо:

– Мы здесь, чтобы расследовать строго определенное преступление.

– Именно. И это заставляет меня задуматься. Мы расследуем смерть одного человека, а ведь каждый день убивают тысячи людей и при еще более гнусных обстоятельствах, – говорит он.

– Но если мы бросим это дело, смертей будет тысячи… и одна. И возможно, это все потому, что каждый думает: в любом случае ничего не изменится, число смертей продолжит расти, и в действительности никто не расследует ни одного преступления.

Задетый этим доводом, Исидор соглашается выключить телевизор. Он закрывает глаза.

– Вы спрашивали, какой у меня мотив? Мне кажется, он несколько широк: это страх. Я действую, чтобы страх прекратился. С детства боюсь всего. Я никогда не знал покоя, может, поэтому мой мозг так хорошо работает. Чтобы я мог защититься от опасностей, реальных и воображаемых, близких или дальних. Порой мне кажется, что весь мир – сплошная ярость, несправедливость, насилие, стремление к смерти.

– Чего же вы боитесь?

– Всего. Боюсь жестокости, боюсь загрязнения, боюсь злых собак, боюсь охотников, женщин, полицейских и военных, боюсь болезней, боюсь потерять память, боюсь старости, смерти, а иногда боюсь даже самого себя.