|
Затем – через окно: солнце и луна сменяют друг друга. Все вокруг развивается быстрее, словно блики, загорающиеся то на солнце, то на луне и тут же гаснущие. Дерево, которое он видит из палаты, покрывается листвой, она опадает, вместо нее появляется снег, потом распускаются почки – и снова листва. Проходят годы, десятилетия, а он, как пластиковый манекен, лежит на кровати с одним глазом, который безнадежно моргает, когда никого нет рядом.
Надо было решать. Веко очень медленно опускается. Один раз. И все. Самюэль Феншэ улыбается: – Значит, вы хотите жить… Думаю, вы приняли правильное решение. Лишь бы я не ошибся.
21
Налево или направо? Исидор и Лукреция оказываются на перекрестке. Потеряв солдат из виду, они ищут их, козырьком приставив руку ко лбу. – Куда они делись? Исидор, который все еще переваривает пищу, шумно и с трудом дышит. Лукреция в полном порядке, залезает на машину и с высоты осматривает окрестности. – Вон они, – говорит девушка. Она пальцем указывает на пляж. – Бегите, Лукреция, вы быстрее меня, я вас догоню. Она уже и не слышит его, она мчится туда. Ее сердце на полной скорости гонит кровь в артерии, переходящие в артериолы, а затем в капилляры икроножных мышц. Пальцы ног ищут сцепления с землей, чтобы лучше выталкивать тело вперед. Паскаль Феншэ бежит на последнем издыхании. Он устремляется на пустынный пляж, едва освещенный луной. Там его настигают трое военных и валят на землю. – Синяя магнолия… – неуверенно пробует гипнотизер. Но солдат затыкает себе уши. Он велит: – Ты должен вытащить это из моей головы! И сейчас же. Я не собираюсь всю жизнь, как идиот, стучать ботинком при каждой встрече с теми, кто видел представление или слышал о нем! Гипнотизер осторожно поднимается. – Откройте уши… я сейчас все сделаю. – Только без обмана, ладно? Солдат убирает руки с ушных раковин, но, если что, он готов тут же снова поднять их. – Абракадабра, освобождаю вас от «синей магнолии». Отныне, – Паскаль Феншэ делает жест рукой, – вы не реагируете на «синюю… магнолию». Удивленный солдат застывает в ожидании, словно в нем что-то сдвигается. – Давайте повторите. Проверим, – просит он. – Синяя магнолия. Ничего не происходит. Солдат улыбается, радуясь, что освободился от этой порчи. – Так просто? – удивляется он. – Это как жесткий диск компьютера. Можно записать запрограммированный приказ, запускаемый всего лишь словом. И таким же образом можно его стереть, – уныло пытается объяснить гипнотизер, словно исследователь дикарям, которые впервые увидели магнитофон. – А почему «абракадабра»? – все еще недоверчиво спрашивает солдат. – Фольклор; люди больше верят, когда произносишь подобные вещи. Это глубоко в голове. Солдат смеряет его взглядом. – Ну ладно, хорошо. Но я не хочу, чтобы такое произошло с кем-нибудь еще, – добавляет он и, закатав рукава, сжимает кулаки. Двое других держат артиста, а бывшая жертва начинает бить его в живот. Но вдруг на фоне луны вырисовывается силуэт. – Три здоровяка на одного тщедушного человечка – как просто, – подсмеивается Лукреция Немро. Солдат оборачивается. – Послушайте, дамочка, поздновато уже, и гулять ночью одной опасно. Видите ли, здесь такие люди, скажем, немного странные. Он еще раз бьет гипнотизера кулаком: «Приказываю тебе: спи!» Лукреция Немро бросается на него и с силой ударяет ногой в промежность. |
