К разочарованию Аргайла, на его звонок никто не ответил. Когда-нибудь, когда европейское сообщество придет к консенсусу относительно длины стебля лука-порея, приведет к единому стандарту форму яиц и запретит все продукты, от которых можно получить удовольствие, возможно, тогда оно обратит наконец свое внимание на телефонные звонки и тоже приведет их к единому стандарту. Пока же в каждой стране существует своя система. Например, во Франции длинный гудок означает, что вы прозвонились, в Греции — «занято», в Англии это значит, что набранного номера не существует. Два коротких гудка в Англии означают, что вы прозвонились, в Германии — «занято»; во Франции, как выяснил Аргайл после долгой напряженной беседы с телефонисткой, это означало, что идиот Делорме забыл оплатить квитанцию и компания отключила ему телефон.

— Что это значит? — добивался Аргайл у телефонистки. — Как вы могли его отключить?

Откуда они только берутся, эти телефонистки? Во всем мире они одинаковы. Эти универсальные существа умудряются построить в высшей степени вежливую фразу, вложив в нее глубочайшее презрение. Всякий разговор с ними человек заканчивает униженным, оскорбленным и разъяренным.

— Просто взяли и отключили, — отрезала телефонистка. «Это всем известно, — прозвучало в ее голосе. — Сами виноваты, что заводите друзей, которые не в состоянии оплатить счет». Более того, он уловил в ее голосе убежденность, что и ему самому в ближайшем будущем грозит отключение, раз он такой настырный.

— А вы не можете сказать, давно его отключили?

— Нет.

— А вы не знаете, может быть, на эту фамилию зарегистрирован еще один номер?

— Нет.

— Может, он переехал?

— Боюсь, что нет.

Озадаченный и злой, Джонатан повесил трубку. Господи, придется писать письмо. Он уже несколько лет не писал писем. Даже забыл, как это делается. Не говоря уж о том, что пишет он по-французски еще хуже, чем говорит.

Аргайл полистал записную книжку в надежде, что всплывет какой-нибудь давний знакомый из Парижа, которого можно будет попросить об услуге. Никого. Черт.

Зазвонил телефон.

— Да, — рассеянно бросил он в трубку.

— Я разговариваю с мистером Джонатаном Аргайлом? — спросил голос на ломаном итальянском.

— Да.

— И у вас находится картина «Казнь Сократа»? — продолжил голос уже на ломаном английском.

— Да, — в третий раз повторил удивленный Аргайл. — В некотором роде это так.

— Что значит «в некотором роде»?

Голос был тихий, сдержанный, почти мягкий, но Джонатану он почему-то сильно не понравился. Было что-то странное в самой постановке вопросов. Кроме того, этот голос кого-то ему напоминал.

— Это значит, что я сдал картину на оценку в торговый дом. С кем я говорю?

Его попытка взять инициативу в свои руки прошла незамеченной. Человек на другом конце провода — что же это за акцент? — проигнорировал его вопрос.

— Вы в курсе, что картина — краденая?

Только этого не хватало.

— Я спрашиваю: с кем я разговариваю?

— С сотрудником французской полиции. Из отдела по борьбе с кражами произведений искусства, если быть точным. Меня откомандировали в Рим, чтобы вернуть работу владельцу. И я намерен выполнить задание.

— Но я…

— Вы ничего не знали.