– О да. – Даррен поманил нас пальцем. – Но вы должны сесть ближе, дети. Эту историю можно рассказывать только шепотом.

У него получалось ужасно мелодраматично и наигранно, но мы послушно соскользнули со стульев и сели ближе к огню. Я только порадовалась. Середина лета или нет, мы по-прежнему оставались в Шотландии; температура падала, ледяной ветер задувал над морем. Я вздрогнула, когда очередной порыв отыскал дыры в моей одежде.

– Замерзла? – спросил Дуги, опускаясь на песок прямо рядом со мной.

– Немного, – призналась я. Мартин пристроился по другую сторону. Даррен присел на корточки напротив, через костер от нас, и Эмма практически кинулась ему на колени. Оба все еще оставались полураздетыми. От их вида я только сильнее затряслась.

– Иди сюда. – Дуги обнял меня и начал тереть мне плечо. – Я тебя согрею.

Я знала, что это не более чем дружеский жест, но все равно напряглась. Застенчиво улыбнулась Дуги, а потом устремила взгляд на пламя, позволяя ослепительному танцу белых, желтых и оранжевых всполохов увести меня в транс. Даррен раскопал очередную бутылку – на этот раз темно-янтарной жидкости – и завел рассказ.

– Эту историю поведал мне мой отец, а сам он услышал ее в нашем возрасте от местного, который жил на этих самых холмах. Эта история о Плетеном Человеке.

Он протянул последние два слова, и не знаю, было ли дело в холодной ночи, зловещем чернильном пейзаже или поспешном глотке из пошедшей по кругу бутылки – похоже, с виски, – но я невольно задрожала, покрывшись гусиной кожей.

– С тобой все в порядке? – прошептал мне Дуги. Его дыхание щекотало мне ухо, но от внезапной заботы я почувствовала себя идиоткой и подавила желание отодвинуться.

– Просто холодно, – пробормотала я в ответ.

В ответ он крепче прижал меня к своему теплому плечу. Я старалась дышать ровно, концентрируясь на Даррене, который злобно улыбался, радуясь всеобщему вниманию.

– Сотни лет назад, в темные века, кельтские язычники бродили по земле…

– Нет, не язычники, – тихо вставил Мартин.

– Что? – раздраженно рявкнул Даррен, выпадая из образа.

– В темные века они уже приняли христианство, – пояснил Мартин, поправляя очки на носу. – Язычники относятся скорее к железному веку.

– Это имеет значение? – спросил Даррен.

– Просто заметил, – пробормотал Мартин.

– Неважно. – Даррен глубоко вздохнул и обвел взглядом круг, чтобы вернуть свою аудиторию. – Сотни лет назад, в железном веке… – Он бросил на Мартина сердитый взгляд, и тот удовлетворенно кивнул в ответ. – Язычники бродили по земле. В черных одеждах они собирались ночью, чтобы поклоняться своим злым, диким богам. Подручные дьявола, эти духи требовали большего, чем просто обожание. Они хотели жертвы!

У костра прокатился тихий смех. Даррен напомнил мне одного телеведущего с детского канала, который восхитительно – но невероятно переигрывая – вел программу, посвященную Хеллоуину. Губы Даррена дрогнули (да, актер из него паршивый), но затем он хмуро уставился на нас и начал снова:

– Хуже всего, друзья мои, был один сильный призрак. Нечто безымянное и бесформенное, и язычники боялись этого призрачного монстра больше, чем кого-либо другого. Не довольствуясь быстрой смертью жертвенной девственницы, чье горло перерезали камнем, призрак жаждал боли, пыток и страданий. Он жаждал огня.

Дуги опять захихикал, и краем глаза я увидела, как Мартин закатил глаза – даже Эмма больше смотрела на мышцы Даррена, чем обращала внимание на историю.