Тепло и покой окутывали их словно одеялом. Когда Роберт наконец заговорил, его голос звучал почти сонно, хотя глаза оставались ясными, а взгляд — прямым.
— Чему тебе удалось научиться?
— Я, наверное, не слишком правильная феминистка. Знаешь, в основном я согласна с ними, но мы расходимся во взглядах, когда они начинают утверждать, что прежде всего я женщина, тогда как на самом деле я прежде всего личность. — Дэнис внезапно улыбнулась. — Тот человек, Макги, что пытался меня убить... Как-то я спросила у него, что он думает о женщинах, и он ответил, что они хороши только для секса и для того, чтобы рожать детей.
Роберт неодобрительно изогнул тонкую бровь.
— Это меня так разозлило! Я спросила, не шутит ли он, и он ответил, что нет, нисколько. Люди вообще его восхищают, но когда я разделяю их на мужчин и женщин, то какого еще ответа я от него жду? Я поняла. Вот почему для меня оказалось невозможным стать феминисткой в том смысле, какой они вкладывали в это понятие. Они провозглашают приоритет женщин, рьяно участвуют в культовых обрядах Викки, поклоняются Богине, считают себя колдуньями и ясновидящими, причем искренне считают... Я не смогла последовать их примеру, я прежде всего человек. А еще поняла, что не люблю ярлыков. Хотя, быть может, те ярлыки, что уже навешаны, просто несовершенны. Если и есть слово, обозначающее меня, то я его пока что не узнала.
Роберт улыбнулся, отчего его гладкая кожа покрылась забавными морщинками:
— Даже если такое слово и придумают, оно все равно не подойдет. Вот я, Роберт, который делает то-то и то-то, или я, Дэнис, занимающаяся тем-то и тем-то. Уже ближе, но все равно недостаточно точно.
— Я скучала по тебе, — тихо проговорила Дэнис.
— Конечно, — кивнул Роберт.
— А недавно мне вдруг так захотелось поговорить с тобой. Смешливые морщинки вокруг его глаз стали глубже.
— Правда?
— Просто у меня выдался очень тяжелый год.
Он пожал плечами:
— Бывает. Вставай.
Дэнис вышла из позы лотоса и поднялась, глядя на Роберта сверху вниз.
— Повернись кругом.
Она грациозно повернулась; наставник внимательно наблюдал, как движется под желтым платьем ее тело, и на его лице снова появилась улыбка. Одним скользящим движением он вскочил на ноги.
— Ты все это время занималась?
— Конечно.
— Ты даже в лучшей форме, чем была.
— Да.
— Хочешь вернуться ко мне?
— Вообще-то мне нужна работа.
— Я уволю инструктора утренней группы, он мне все равно никогда не нравился.
Дэнис покачала головой:
— Извини. Я не это имела в виду.
Последнее письмо от Трента пришло год назад. Дэнис знала его наизусть. В каждой его строке сквозила такая нестерпимая страсть, как будто Трент находился в соседней комнате.
«Приезжай ко мне. Или оставайся на Земле, если не хочешь. Я знаю, что там плохо, и знаю, что становится хуже, и будет еще хуже, пока не станет лучше. Но если ты ничего не делаешь, то не имеешь и права злиться. Черт побери, делай же что-нибудь! Прими на себя обязательства, чтобы хоть как-то изменить ситуацию. И повзрослей наконец!»
Роберт вопросительно посмотрел на нее:
— Чем же тогда ты хотела бы заняться?
Дэнис Кастанаверас спокойно и твердо произнесла:
— Я бы хотела заняться политикой.
— Ну что ж, твоя жизнь — тебе и решать, — фыркнул Роберт.
Дэнис расположилась в свободной комнате. Возраст дома насчитывал почти два века; он был построен вскоре после того, как Линкольн освободил негров. |