Роман Канушкин. Последний варяг
Благодарности
Г*** — все наши беседы обладают волшебным свойством перекочёвывать на страницы моих книг
Кате Панченко, которая не только первой прочитала эту книжку, но и конвертировала мои каракули в форму, удобоваримую для большинства честных людей. Так же её замечания по поводу отдельных характеров и романтических взаимоотношений заслуживают отдельного большого труда психоаналитического свойства
Ане Новиковой, режиссёру и соавтору сценария по этой книге, чья упёртость порой доводила меня до белого каления, но без этого, наверное, ничего бы не вышло
Александру Ф. Скляру, моему старому другу, музыканту. У Батона — Сани — были серьёзные замечания по поводу этой книги, и мне кажется, что я их учёл. Нашей традиции давать друг другу свои произведения для предварительной оценки уже лет двадцать, и мне сложно судить по поводу его песен, но мои опусы от этого только выигрывают
Виталику Инге-Вечтомову, Русалке, моему другу, фрирайдеру. Он так же прочитал текст одним из первых, и мне было очень приятно, что книга ему, безусловно, понравилась. Есть ещё кое-что: когда мы с ним катаемся в горах на лыжах и сноубордах, то порой забираемся так далеко, в такие странные места, что героям этой книжки было бы за нас не стыдно
Маше Сергеевой и Бакулину Славе, редакторам этой книги. Есть большая и всё ещё неожиданная радость, когда редакторы тепло принимают текст. И здесь не обойтись без привычного писательского кокетства: их профессионализм и глубокие замечания, знание предмета, истории и отдельных артефактов, безусловно, улучшили книгу, все же огрехи лежат на моей совести упрямца. Возможно, кому-то покажется, что звучит банально, только это чистая правда
Андрею Ферезу, художнику, работавшему уже над второй моей книгой. Здесь всё видно и так, и мне сложно что-то добавить. Возможно лишь одно: в моей практике Андрей — первый художник, который так глубоко работает с книгой, вычленяя из неё что-то, неизвестное даже автору. Получается загадочно и впечатляюще, за что спасибо ему большое.
Пролог
Человек в сером шёл сквозь ночной лес. Его шаги были почти бесшумны. Длинным посохом он раздвигал ветви деревьев, преграждавших путь. Он умел быть тихим, очень тихим. Человек в сером не боялся тьмы, окутавшей мир. Уже очень давно он жил в ладу с этим миром. Он был мудр и спокоен, и крепость духа заставляла его сейчас пробираться через лес, полный хищных теней и ночных чудовищ. Их он тоже не боялся. Он умел не бояться. Скорее сам лес сейчас притих и настороженно вглядывался в высокую фигуру длиннобородого седовласого старца с тяжёлым посохом волхва в сильной руке. Человек в сером умел внушать почтение окружающим. Но теперь цель его была близка. На поляне, посеребрённой луной, находилось жилище, укрытое за деревянным частоколом. Что ж, лес — хорошее убежище для усадьбы мирных охотников. Лес надёжно прятал от бесконечной распри родовых князей и от безжалостных хазарских коней, которые всё чаще стали топтать щедрую землю. С трёх сторон лес подходил очень близко к частоколу. И лишь с четвёртой извивалась лента реки, и в ней, как в серебряном зеркале, переливались живые блики полной луны. Человек в сером не желал зла этим людям. Невзирая на то, что род Куницы, а именно так называли себя люди из племени тиверцев, спящие сейчас в просторной избе с красивым резным крыльцом, признали власть варяжского князя и согласились платить ему дань куницей, соболем или горностаем. Мир менялся, и человек в сером обязан был хранить его от разрушения. Но, конечно, не всех людей рода Куницы сморил сладкий сон. Дозорные на островерхом частоколе бдили. Их глаза прекрасных охотников видели во тьме, а уши различали в звуках ночного леса малейший шорох. |
