— Но у нас с тобой счастья не будет. Мы слишком разные. Я про это и раньше намекала, а ты не слушал… Тебе такая нужна, как Вильямина. Я тебе только все нервы истреплю. Родителям уже истрепала…

— Это всё верно, — Пашута настроился на благодушную беседу. Он с напряжением пытался уловить недосказанное, наиважнейшее, что осталось за её словами. Ему мешали сосредоточиться её руки, сжимавшие его ладонь, и её близость, подобная яду. Под воздействием этого яда мышцы его расслабились, и он опасался, что того гляди сползёт с кресла на пол, и это будет смешно и ещё неизвестно, как растолковано. — Ты рассуждаешь умно, но это нам не поможет. Мы оба крепко влипли. Я и сам понимаю, что тебе не подхожу. Кто я такой? Работяга. Ни богатства, ни почёта. Даже воровать не умею, как твои приятели. Тебе вчерашний аспирант под пару. Вам есть о чём поговорить. А я в театре был, когда в школе в культпоход водили… Моя жизнь пробежала, как минута, пока тебя не встретил. Всё надеялся, впереди что-нибудь особенное ждёт, а ничего не случилось. Кто со мной дружил, уж многие поумирали. Тем годом Васька Югин копыта откинул. Крепкий был мужик и загадочный. Думу имел о высшем предназначении. Однажды по пьяной лавочке мне открылся под честное слово. Мечтал Васька на Тибет уйти и всю тамошнюю мудрость впитать, а после донести новую правду до нашего народа. Он и деньги на это копил. Тайком от жены сберкнижку завёл, каждый месяц по десятке откладывал. Около трёх тысяч успел набрать, когда хлопнулся. Побежал за автобусом, на камешке поскользнулся, вписался виском в тумбу — и каюк. Мечту тибетскую с собой унёс. А зачем жил?.. И другие были, которые ушли. Но некоторые остались, и я среди них. Любому вопрос задай: зачем живёшь? — никто не ответит. Может, и обидится. Васька хоть думу лелеял, а большинство так прозябает, от утра до вечера. Ведь страшно это, Варя, да?.. Ты Спирина возьми, нашего общего друга. Он себе в утешение план коммуны сочинил. Думаешь, верит в него? Вряд ли. Пустоту в жизни хочет чем-нибудь заткнуть. А её выдумкой не заткнёшь. Пока человек смысла жизни не поймёт, ему покоя нет. Но и тем, кого этот вопрос не мучит, тоже завидовать нечего. Они до срока мёртвые.

Варенька перебралась на тахту, следила за ним очарованными, полусонными глазами.

— Я понимаю. Хочешь девушке показать, какое в тебе заключено страдание вселенское. Будь попроще, Паша. Ничего мудрёного в твоих вопросах нету. Давно бы у меня спросил. Все люди для любви живут, Паша, да не всем она даётся. Скажи, зачем ты ко мне пришёл?

— Повидаться. Bсe же не чужие.

— А дальше?

— На работу пойду. Я тут неподалёку устроился. Дворником в жэке.

— Ты это серьёзно, Паша?

— Сегодня аванс получил. Работа не пыльная, свободного времени много.

В ней смех возник, как родничок из глаз пробился. Потом она кинулась на подушку грудью и начала молотить вокруг себя кулачками.

— Пашка, Пашка, какой же ты дурак! Что ж ты сразу об этом не сказал.

— О чём?

— Боже мой, боже мой! — постепенно она утихла и будто уснула, отвернувшись лицом к стене. Пашута помешкал, но зная, что теперь делать, потом сходил на кухню. Взял со стола чашку и напился воды из-под крана. Глянул и окно. На широком дворе копошилась детвора, голубиная стайка плескалась возле песочницы, видно, чем-то разживалась, красномордый мужик в майке подкачивал колесо «жигулёнка» — мирная картинка обыкновенного дня. «Чего-то я зря натрепался, — подумал Пашута. — Чего-то надо делать, а не хочется». Он пожалел, что не захватил изоляционную ленту. Был бы повод дождаться хозяина. Вчера забыл Вареньке отдать, а сегодня дома оставил свёрток с голубой ленточкой. Чего её так развеселило? Догадалась, зачем он в дворники нанялся? А у нас каждая работа в почёте.