|
Гарав, сердито вытаращив глаза, начал жевать, а Мэлет переставила с пола себе на колени серебряную чашу. — Я уже ношу твоего ребёнка, Гарав. И это будет сын.
Новая ложка бульона прервала вторую попытку начать говорить.
— Думаю, что он унаследует больше эльфийского, чем человеческого, — продолжала Мэлет совершенно спокойно. — Наша кровь сильней. Он будет медленней расти, но когда ему исполнится лет десять-двенадцать по вашему счёту, я отошлю его к тебе. Если ты будешь жив. Рожать же я уеду в Лихолесье, к дальней родне. Мальчик будет расти там, и до двенадцати лет я ничего не стану ему рассказывать об отце. До двенадцати лет — это страшно мало по счёту эльфа, но всё-таки больше, чем ничего, — он будет только мой. Потом — твой.
— Мэлет. — Гарав зажмурился от стыда и ужаса. Покорно проглотил ещё ложку бульона. — Мэл… Мэлет… Я…
— Ничего не надо, — спокойно откликнулась эльфийка. — Если ты будешь жив — ты воспитаешь из него воина, как положено у людей. Если же нет… тогда я сама решу, кто воспитает из него мстителя за тебя и за нашу любовь.
— А твой отец? — Гарав открыл глаза.
Мэлет улыбнулась:
— Поздно что-то менять. Ты согласен с тем, что я сказала?
— Да, — вздохнул Гарав и поерошил волосы. — Да, да, да… К тому времени у меня, скорей всего, будут ещё дети… Но я всегда буду помнить и всем дам знать, что он — мой первенец.
«Что я говорю, — ужаснулся Пашка, — мне четырнадцать лет!» Гарав холодно усмехнулся в ответ на этот писк.
— Но меня ты больше не увидишь, когда покинешь Раздол в этот раз, — сказала Мэлет. Гарав стиснул в кулаках покрывало. — Так надо. И эта рана зарубцуется, и эта рана станет напоминать о себе лишь в перемену погоды. — Девушка улыбнулась. — Люди не умеют жить живой памятью — это их счастье… А видеть меня — это снова и снова вонзать нож в подживающую рану. Ты сам умрёшь от боли, но раньше сведёшь в могилу ту, которая станет твоей женой. И которая любит тебя. Я знаю.
В этот момент Гарав понял, что он ненавидит Тазар — ненависть нахлынула… и ушла, оставив понимание: Мэлет права.
Он сел прямей. Глянул в мерцающие глаза эльфийки. И ясно, твёрдо сказав:
— Но все дни, которые у нас ещё есть, — мои. — Запечатал её губы сухим, жёстким, почти яростным поцелуем.
Глава 23 — короткая, потому что в ней есть только Гарав, Мэлет — и…
Туман пришёл вечером, когда они сидели в беседке и смотрели на золотую листву. Казалось, Раздол опустел — Гарав давно не видел ни одного эльфа, только временами слышал голоса и музыку. А завтра ему предстояло отправляться в Пригорье, и этот вечер в беседке был последним их вечером с Мэлет.
Последним в жизни. Осознать это было трудно, поэтому Гарав даже не очень беспокоился.
Они только что вернулись с конной прогулки, отвели коней на конюшню, оставили тёплые плащи. Гарав думал, как там его Хсан, скоро ли он оправился от раны, скучает ли по хозяину? За пределами Раздола уже белел на склонах холмов первый снег, и деревья стояли чёрные, сонные, мокрые… Сюда же зима приходила лишь только туманами. Можно было снять тёплый плащ и думать, что это всё ещё ранняя осень. Но завтра станет ясно, что реальность мира — зима и Великий Западный Тракт, в конце которого военный лагерь. Что ж. Там Фередир. Эйнор. Награда за героизм на бродах — наверное, опять золото, украшения. Всё правильно, конечно. Правда, Гарав не помнил героизма и почти не помнил самой схватки — только пьяную ярость, рыжие бороды, а потом — боль и восторг… Герой. |