– Так точно.

– Отлично! Давай его сюда, и мы…

Закончить фразу шеф не сумел. Три тела взмыли с матрасов в едином страшном порыве и рванулись к выходу, легко сметя с дороги и Рябова, и безголового Казанцева. А я внезапно очутился в пустынном коридоре – у выбитой кувалдами двери мини-крематория конторского морга. Противно воняло горелым человеческим мясом.

– Они… они самостоятельно залезли в печь! – донесся изнутри дрожащий, испуганный голос моего начальника.

«И даже заслонку задвинуть ухитрились», – хотел добавить я. Совсем как тогда, в 2004-м, но… не успел. В уши врезался настырный, требовательный писк. Все вокруг заколебалось, развалилось на куски. Затем вовсе пропало, и я открыл глаза.

В незашторенное окно светило утреннее солнце. Электронный календарь на стенных часах показывал 2 января 2008 года. А на тумбочке, рядом с кроватью, пищал по нарастающей прибор связи.

– На приеме, – взяв его в руки, сипло отозвался я.

– Вставайте, Дмитрий Олегович. С огромным сожалением вынужден прервать ваш недельный отпуск, – прозвучал в мембране вежливый голос Нелюбина. – Вместе с генерал-майором Рябовым мы ждем вас в моем кабинете на Лукьянке. Машину за вами прислать?

– Не надо, В Н-ске, как обычно, пробки, – покосившись на часы, просипел я. – На метро быстрее доберусь.

– Дело ваше. – Борис Иванович дал отбой.

– Ох-хо-хо-о-о-о-о, – с кряхтением вылез из постели я и поплелся в ванную. Голова разламывалась по швам, а тело было ватным, непослушным, будто с тяжелого похмелья. Хотя с лета 2006-го я ни капли в рот не брал! Так я просыпался уже третий день подряд – с самого начала отпуска. Кроме того, постоянно ныли старые раны, раньше почти не напоминавшие о себе.

«Живой труп. Вылитый! Разве что не воняет. Пока, – глядя на землистую физиономию в зеркале, угрюмо подумал я. – Однако бог не дает мне смерти. Бросить же работу я не могу. Не потому что негде устроиться на гражданке, а просто… лишний я там! Не приспособлен для мирной жизни! Значит, придется идти до конца, втихую принимая лимонник. Стимуляторы (не те, что продаются в аптеках, а наши, специальные), конечно, эффективнее. Но тогда информация просочится наверх. И все, приплыли! Подвергнут всестороннему медицинскому обследованию, выявят тысячу болячек и без разговоров засунут „в чулан“. В смысле – на тихую кабинетную должность. А это для меня неприемлемо! Ладно, продержимся пока на лимоннике, а там… возможно, „финиш“ наступит?!»…

Вот с такими «веселыми» мыслями я и отправился в то утро на встречу с начальством…

В кабинете Нелюбина на Лукьянской площади помимо Рябова присутствовали полковники Логачев и Ерохин. (Как выяснилось позже, последние двое пришли за три минуты до моего появления.) Оба генерала выглядели встревоженными, усталыми. Очевидно, провели бессонную ночь. В воздухе ощущалось гнетущее напряжение, как перед грозой.

– Итак, все в сборе, – пожав мне руку, констатировал Борис Иванович. – Приступим к делу. Полюбуйтесь! – он ткнул указкой в точку на стенной карте, жирно обведенную черным фломастером. – Город Белоярск, население свыше полутора миллионов человек, два крупнейших оборонных предприятия, три закрытых НИИ, часть РВСН и бригада Внутренних войск, – генерал тяжело вздохнул, выдержал короткую паузу и продолжил: – Так вот, последние две недели там творятся, мягко говоря, странные вещи:

1. Наряд милиции ни с того ни с сего открывает огонь из автоматов по толпе прохожих. (Десять человек убиты наповал, пятнадцать ранены.) После чего скрывается в неизвестном направлении.