|
- А после четверга - суббота? - Здрасьте! - усмехнулась Оля. - После четверга - пятница... В кухню с раскрытой газетой в руках вошла бабушка. - "Кандидат в депутаты Александр Белов..." - с неприкрытым сарказмом прочитала она и протянула газету внучке. - Оленька, ты это видела?! - Видела, - мягко улыбнулась Оля. - И что ты думаешь? Ольга замялась. Узнав, что Саша решил участвовать в выборах, она обрадовалась, вот только радость эту она предпочитала не афишировать. Ольга боялась сглазить, ведь она была убеждена, что этот шаг Белова - не просто очередная авантюра ее неугомонного мужа. В этом неожиданном поступке она увидела не только его желание изменить свою жизнь, уйти из криминала. Саша хотел вернуть семью - в этом Ольга была уверена на все сто процентов. В общем, выборы были шансом исправить в их жизни все и сразу. Впрочем, бабушка наверняка не разделяла ее уверенность, поэтому Оля только неопределенно пожала плечами и, опустив глаза, сказала: - Ну... он давно к этому шел. Я уверена, он выиграет. - Угу, если не посадят... - ехидно хмыкнула бабушка. Она подозрительно посмотрела на беспечно улыбающуюся внучку и строго спросила: - Ты на развод подала? - Ба, давай об этом потом, а? - Ольга нахмурилась и чуть покачала головой, выразительно покосившись на сына. Теперь, после выдвижения Саши на выборы, о разводе ей не хотелось даже думать, а не то что обсуждать эту неприятную тему с агрессивно настроенной бабушкой. - Мам, а после пятницы - суббота? - снова принялся за расспросы Ваня. - После пятницы - суббота, - согласилась Ольга. - А папа приедет в субботу? - Белов-младший, наконец, добрался до самого важного для него вопроса, ответ на который, впрочем, ему был прекрасно известен. - В субботу, - Ольга рассмеялась и взлохматила непокорные вихры сына. - Ешь давай! А потом заниматься. Ваня с тоской оглянулся на лежащую на диванчике скрипку и порывисто вздохнул. До субботы все-таки было еще очень и очень долго. XXII Из московского офиса своих чеченских друзей Каверин вернулся с подарком. Двое дюжих джигитов затащили в его квартиру огромную - два на три метра - картину, упакованную в оберточную бумагу. Кандидату в думское кресло явно не терпелось взглянуть на подарок, он быстро выпроводил гостей и разрезал на картине веревки. Картина его ошеломила. На фоне залитых солнцем горных вершин бил копытом горячий вороной жеребец. На нем в роскошной белоснежной черкеске и такой же белой бурке гордо восседал он, Владимир Каверин, - невозмутимый и величественный. За его спиной высились некие странноватые конструкции, в которых Каверин не сразу узнал нефтяные вышки. Все это великолепие довершала шикарная золоченая рама. Не отрывая восторженно горящих глаз от картины, Володя отступил от нее на несколько шагов. Сказать, что картина ему понравилась - значит ничего не сказать. Он был восхищен, возбужден, растроган. Он не замечал ни явных диспропорций, ни неестественных, фальшивых тонов, ни общей несуразицы композиции. Даже то, что нефтяные вышки больше походили на клоны Эйфелевой башни, не казалось ему недостатком. Главные достоинства полотна заключались в персоне всадника, в его величавой позе, в мужественном лице, в мудром взгляде. Вволю насладившись картиной, Каверин решил ее немедленно повесить. Для монументального шедевра неизвестного живописца следовало освободить место, и Володя решительно сорвал со стены несколько репродукций. |
