Римо повернулся и побежал назад через темный коридор к главному входу.
Человеку с обычным зрением пришлось бы двигаться в коридоре на ощупь. Но для Римо не существовало такого понятия, как темнота. Порой было больше света, порой меньше, вот и все. Его глаза легко приспосабливались. Некогда все люди обладали такой способностью, но теперь, после тысяч лет бездействия, глазные мускулы потеряли свой тонус, а сетчатка – прежнюю чувствительность. Люди привыкли к тому, что в темноте они слепы. Только некоторые животные сохраняли способность видеть в темноте, и ночь принадлежала им. Она принадлежала и Римо.
На стене коридора он заметил кнопку, нажал на нее, и панель отошла назад, открывая вход в маленькую комнату.
В комнате на полу лежал Василий Карбенко, и кровь заливала его светло голубую рубашку. Его пистолет валялся в углу.
Римо опустился на колени рядом с Карбенко, и русский шпион медленно открыл глаза. Узнав Римо, он попытался улыбнуться. В углу его рта показалась кровь.
– Привет, парень, – сказал он.
– Кто это сделал? – спросил Римо.
– Люди Стэнтингтона. Это его человек был у входа, – прошептал Карбенко. – Я сам виноват. Я должен был догадаться.
– Не волнуйся, – сказал Римо, – я тебе помогу.
– Слишком поздно, – простонал Карбенко. – С премьером все в порядке?
– Да, – сказал Римо. – С ним ничего не произойдет.
– Я знаю, – сказал Карбенко. Он опять попытался улыбнуться, но малейшее усилие причиняло ему боль. Его голос упал до слабого шепота, дыхание стало тяжелым и прерывистым.
– Жаль, что мы не встретились раньше, – сказал Римо, – из нас с тобой вышла бы отличная команда.
Карбенко покачал головой.
– Нет, – произнес он. – Слишком многое нас разделяет. Если бы Стэнтингтон не добрался до меня сегодня, тебе потом пришлось бы сделать это самому. Я слишком много знал.
Римо хотел было возразить, но остановился. Он внезапно понял, что Карбенко был прав. Ему вспомнилась сцена в кабинете Смита. Послав Римо охранять премьера, Смит сказал, что это все. «На сегодня». Следующим заданием стало бы устранение Карбенко.
– Не переживай, – сказал Карбенко. – Такая уж у нас работа.
Он хотел сказать что то еще, но изо рта у него хлынул поток крови, голова бессильно упала набок, и взор, обращенный к стене, погас.
Римо встал и склонился над русским шпионом. Он испытывал к этому человеку необычное чувство, какую то привязанность, которую ему не часто доводилось ощущать. Карбенко вызывал в нем уважение. Римо и не предполагал, что в его сердце еще есть место для подобных чувств.
– Да, приятель, такая у нас работа, – сказал он и вернулся в коридор, чтобы найти премьера и убедиться, что тот по прежнему жив и здоров.
Свет в комнате прошлого был погашен, но Римо знал, где находится потайная дверь. Его пальцы вошли в дерево, как в масло, и он рванул панель влево. Пневматический дверной замок, сопротивляясь, издал шипящий звук. Шипение нарастало, и наконец воздух вырвался из запирающего устройства. Замок сломался, и дубовая панель с треском сдвинулась влево.
За потайной дверью начинался извилистый коридор, и Римо побежал по нему так быстро, как только мог. Через двадцать ярдов коридор свернул налево, и Римо очутился на миниатюрной железнодорожной станции.
Чиун в одиночестве стоял на краю платформы и смотрел на приближающегося Римо.
– Карбенко умер, – сказал Римо.
Чиун кивнул.
– Карбенко был хорошим человеком, – сказал он.
– Где премьер?
– Он со своими четырьмя охранниками.
В это время на путях показался маленький поезд. Набирая скорость, он проехал мимо перрона. В поезде сидели четыре кагебешника. |