Тонкая струйка дыма поднималась к потолку, Денис стряхивал пепел в одну из бесчисленных пепельниц, расставленных по всей квартире. Бабушка курила беспрерывно, привозила пепельницы отовсюду, и ни одна не повторялась. Та, что стояла на тумбочке у кровати, была сделана из перламутрово-синей индонезийской раковины.

Все еще болело у Евы внутри от Денисовых страстных, властных ласк, от стремительных порывов его тела. Но это уже была не та боль, которая так ошеломила ее в первую ночь. Теперь это и не боль даже была, а постоянная память о нем, обо всем его теле, о его неутолимом желании.

– Ты говори, говори, – сказала она. – Почему ты замолчал?

– Мне показалось, ты уснула. Так тихо дышишь.

– Я тебя слушаю, – улыбнулась Ева. – Как же я могла уснуть?

– Да я уже все рассказал вообще-то. – Он смял окурок в пепельнице. – Изыскания в самом начале, так что ничего конкретного пока, просто мне интересно.

– Тебе многое интересно, правда, Диня? – спросила Ева, приподнимаясь на локте и заглядывая ему в глаза.

– Правда, – кивнул он. – Жизнь вообще интересна, разве нет? Разнообразна. Столько всего можно успеть, что просто дух захватывает. Светового дня не хватает! Я знаешь что больше всего люблю?

– Что? – не отводя глаз от его лица, спросила Ева.

– Путешествовать. Только не просто так, не для созерцания, а с какой-нибудь целью интересной. Раскопки там, альпинизм, еще что-нибудь такое. И не один, а чтобы с людьми, которым тоже все интересно. С заводными такими людьми, вот как гаврики мои! Чтоб легкие были на подъем, ничего не боялись бы.

А Ева не знала, любит ли путешествовать. Но если ей этого и хотелось, то именно с какой-то неясной созерцательной целью…

– Ты и правда ведь ничего не боишься, – тихо произнесла она.

Ей не приходилось попадать с ним в ситуации, когда он проявлял бы какое-то особенное бесстрашие. Но она чувствовала его в Денисе – и в голосе его, и в плечах, и даже в том, как он держал сигарету в узкой сильной руке.

– Наверное, – улыбнулся он. – Во всяком случае, пока не было случая бояться. Да и к чему заранее переливать из пустого в порожнее, и чего пугаться, пока молодой, пока сил достаточно? Надо брать от жизни как можно больше, а не цепляться за мелочи.

Это была логика сильного, уверенного в себе мужчины. Ева только не могла понять, отчего так дрогнуло ее сердце при этих его словах.

– Ну, давай еще разок, а? – вдруг прошептал Денис, быстро поворачиваясь к ней и прижимая ее к своему животу. – Ты какая-то скованная была, почему это? Или мне показалось?

Ева так испугалась его слов, что не нашлась с ответом. Конечно, она была скованная, и все снова было для нее почти как впервые. Особенно из-за тусклого, но все-таки беспощадно-ясного света, падающего из окна. Она и сама чувствовала неловкость своих движений и мучилась своей неумелостью настолько, что снова забывала о себе, думая об одном: лишь бы он не почувствовал, лишь бы не отшатнулся!

– Ты не обращай внимания, – шепнула она ему в ответ в самые губы. – Я просто… Я так волнуюсь, Диня! Я же тебя люблю…

– А ты не волнуйся. – Он снова поцеловал ее. – У нас с тобой, по-моему, сразу неплохо получилось, о чем же волноваться? Дальше еще лучше будет! Только давай по-другому попробуем, а? Теперь ты на меня сядь. – Денис произнес это чуть глухо, нетерпеливо и одновременно со своими словами слегка подтолкнул Еву, помогая ей сделать то, что он хотел. – Ага, вот так… Ничего-ничего, я сейчас, сейчас все получится. У тебя, наверно, давно никого не было, да? – Он пригнул ее голову вниз, поцеловал, проведя языком по ее зубам.