Изменить размер шрифта - +
 – Улыбка Янчи лишала его слова даже намека на оскорбительный смысл. – Я только пытаюсь сказать, что неразумное, вызванное эмоциями поведение так же возможно на Западе, как и на Востоке. Посмотрите, например, на отношение вашей страны к России за последние двадцать лет. В начале последней войны популярность России была очень высока. Затем был подписан московско‑берлинский пакт, и вы уже были готовы послать пятидесятитысячную армию драться с русскими в Финляндии.

Гитлер начал войну на Востоке, и пресса вашей страны была полна восхвалений «доблестного старины Джо». И весь мир полюбил мужика. А теперь колесо истории сделало полный круг, и только один резкий или вызванный паникой шаг отделяет нас от катастрофы. Кто знает, через пять лет, возможно, все опять будут друг другу улыбаться. На вас очень влияет перемена погоды, как и на русских. Но я не виню ни тот ни другой народ. Это ведь не флюгер. Флюгер поворачивается не сам по себе, его поворачивает ветер.

– Наше правительство?..

– Ваше правительство, – кивнул Янчи, – и, конечно, пресса. Национальная пресса, которая всегда определяет мышление народа. Но главным образом все же правительство.

– У нас на Западе плохие правительства. Часто очень плохие, – неторопливо признался Рейнольдс. – Они спотыкаются, они не умеют рассчитать, они принимают глупые решения. У них в составе есть даже своя квота оппортунистов и откровенных властолюбцев. Но все эти вещи объясняются тем, что они просто люди. Они хотят добра, изо всех сил пытаются сделать что‑то хорошее, но их не боится даже ребенок. – Он посмотрел на своего собеседника. – Вы сами недавно сказали, что русские вожди в последние несколько лет послали буквально миллионы в заключение, в рабство и на смерть. Если, как вы говорите, все народы одинаковы, то почему правительства в такой высшей степени различны? Коммунизм является единственным ответом.

– Коммунизм ушел, и ушел навсегда, – покачал головой Янчи. – Сегодня он остается только мифом, пустым ритуальным словом, во имя которого циничные и безжалостные реалисты Кремля находят достаточные извинения и оправдания для любых жестокостей, которые требует совершать их политика. Некоторые из числа старой гвардии, которые все еще находятся у власти, могут по‑прежнему тешиться мечтой о мировом коммунизме, но таких наберется немного. Только глобальная война может послужить для их целей, и эти твердолобые реалисты в Кремле не видят никакого смысла в политике, которая несет в себе семена их собственного уничтожения. Они, в конечном счете, бизнесмены, мистер Рейнольдс, и закладывать мину замедленного действия под свое предприятие не является разумным путем ведения своего дела, своего бизнеса.

– Их жестокость, порабощение ими народа, массовые убийства несут в своей основе стремление к завоеванию мира? – Легкий подъем брови Рейнольдса служил как бы скептическим комментарием к его же вопросу. – Вы это мне говорите?

– Да.

– Тогда откуда же?..

– От страха, мистер Рейнольдс, – прервал Янчи. – Почти от панического страха, которому нет прецедента в других правительствах современности. Они боятся, потому что уступка в руководстве приводит к последствиям, которые делают невозможным возвращение к прошлому. Например, уступки Маленкова 1953 года.

Знаменитая хрущевская речь о десталинизации 1956 года. И навязанная им стране децентрализация всей промышленности. Все эти акции приходят в противоречие со всеми любимыми идеями непогрешимости коммунизма и централизованного контроля. Но это все должно было быть сделано в интересах эффективности производства. Люди почувствовали Свободу. А они боятся, потому что политическая полиция поскользнулась, и поскользнулась очень сильно. Берия мертв, и НКВД в России больше не боятся, также как АВО в этой стране.

Быстрый переход