|
Он заметил, как накалилась сама атмосфера за последние пять минут: подспудная враждебность, сильно направленная против него. Но он должен был сказать Янчи все. Полковник Макинтош на этом настаивал. Это неизбежно, если они хотят получить поддержку Янчи. Предложение о помощи фактически висело на волоске, а без этой помощи Рейнольдс мог бы сократить свои хлопоты и вообще не приезжать сюда. Пару минут они молчали. Янчи и Граф взглянули друг на друга и обменялись еле заметными кивками. Янчи прямо посмотрел на Рейнольдса.
– Если все ваши соотечественники такие, как вы, мистер Рейнольдс, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы вам помочь. Хладнокровные, бесчувственные люди, которые справедливость и несправедливость, правду и ложь, а также страдания считают вопросами академическими, но они так же виновны своим молчаливым согласием с происходящим, как и те убийцы и варвары, о которых вы еще так недавно распространялись. Однако я знаю, уверен, что не все англичане похожи на вас. Только для того, чтобы обеспечить вашим ученым возможность изготавливать орудия войны, я не стал бы помогать, но полковник Макинтош был и остается моим другом. Думаю, бесчеловечно оставлять старика Дженнингса умирать на чужой земле среди равнодушных чужестранцев, вдалеке от семьи и тех, кого он любит. Если это в наших силах, то мы с Божьей помощью сделаем все возможное, чтобы старик безопасно вернулся домой.
Глава 4
Все тот же мундштук, все та же очередная зажженная русская сигарета. Граф надавил тяжелым локтем на кнопку и держал ее так до тех пор, пока из маленькой клетушки за стойкой в отеле не выбежал коротышка в рубахе с короткими рукавами, небритый и все еще протирающий со сна глаза. Граф недовольно смотрел на него. – Ночные портье должны спать днем, – холодно объяснил он. – Управляющего, маленький человек, и немедленно. – Вам нужен управляющий в такое время ночи?! – Ночной портье с плохо скрытым оскорбительным высокомерием уставился на часы у себя над головой, перевел глаза на Графа в сером костюме и сером плаще‑реглане и не пытался даже скрыть грубости в голосе: – Управляющий спит. Приходите утром. Внезапно раздался звук рвущейся материи, вскрик от боли. Держа правой рукой портье за рубаху. Граф почти вытащил того из‑за стойки. Налитые кровью, расширившиеся сначала от удивления, потом от страха глаза находились в нескольких дюймах от бумажника, как по волшебству появившегося в левой руке Графа. Минута неподвижности, пренебрежительный толчок, и вот уже портье с трудом пытается сохранить равновесие, чтобы не упасть за стойкой. – Прошу прощения, товарищ! Я очень прошу простить меня. – Портье облизнул губы, ставшие внезапно сухими и жесткими. – Я... я не знал... – А кого ты еще ждал в такое время? – вкрадчиво спросил Граф. – Никого, товарищ... Нет, никого, совсем никого... Это просто... ну, ваши были здесь только двадцать минут назад. – Я был здесь?.. Испуганное бормотание человека было пресечено приподнятой бровью и совершенно определенной интонацией. – Нет, нет! Конечно не вы, нет! Ваши люди, я имею в виду, они приходили... – Знаю, коротышка, я сам их послал. – Граф устало махнул рукой, лениво отмахиваясь от дальнейших разговоров на эту тему, и портье рысцой побежал через холл. Рейнольдс встал со стоящего у стены дивана, на котором сидел, подошел к Графу. – Настоящее представление, – пробормотал он. – Вы даже меня испугали. – Это все для практики. Такое обращение поддерживает мою репутацию и не приносит никакого ощутимого вреда, хотя и несколько удручает, когда такой тип обращается к тебе, как к товарищу... Вы слышали, что он сказал? – Да. Они не тратят время понапрасну, не так ли?. |
