|
Но этот был «интеллигентом вшивым». Халявщиком. Видел он таких. Трутся вокруг разных творческих личностей, моментально заводят знакомства со звездами – артистами, художниками, как правило, с теми, кто сейчас в моде. И торгуют этими своими знакомствами. «Пойдем, – говорят своему приятелю, – в гости к Юрке Шевчуку… Только бутылку возьми…» Или в Дом кино на премьеру… Или на модную выставку, где в кулуарах обнимаются и целуются слюнявыми ртами с оторопевшими слегка «звездами», а потом бегут в буфет, на халяву поправиться…
Они очень обаятельны, и единственное, что могут в жизни, это сразу расположить к себе человека, наговорить ему комплиментов, причем очень неглупых, показывая глубокое знание предмета, легко оперируя сравнениями и цитатами из классиков… Люди это слабые, трусливые, но могут оказаться даже опасными. Среди их постоянно обновляющегося круга знакомых (старые постепенно исчезают, поняв, что те двести, или пятьсот, или тысяча долларов, которые занял миляга Петька, или Геночка, или Васенька, они не увидят уже никогда, а Петенька-Васенька-Геночка продолжают с масляными глазами раскручивать всех окружающих на «кофеек-коньячок-шашлычок») могут оказаться в данный момент весьма влиятельные люди. От офицеров ФСБ, к примеру, до депутатов Думы. С бандитами эти Геночки-Петеньки стараются дел не иметь, и правильно. Обостренное внутреннее чутье подсказывает им, что то, что проходит с творческой интеллигенцией, не пройдет ни с одним из пацанов среднего звена. Могут и замочить под горячую руку. А драться эти люди ох как не любят… Лицо портить… Хотя шрамы иной раз тоже оказываются лишним козырем в их нелегкой бесконечной игре за право посидеть на халяву в актерском буфете «Ленфильма» или в ресторане Дома актера и покушать-выпить за счет очередного кредитора, а потом и в койку отправиться с артисточкой какой-нибудь молодой, наобещав ей познакомить с режиссером N, сценаристом NN и продюсером NNN. – Вы кто? – спросил дрожащим голосом хозяин. Ему было лет под сорок пять, тонкое красивое лицо опухло, глаза слезились, черные густые волосы походили на кучу распущенной с катушки магнитофонной ленты. Одет он был в потертые джинсы, футболочку и кеды, выполнявшие, видимо, роль домашних тапочек. Молодился хозяин квартиры, молодился, и, как сразу понял Егор, находился в состоянии как минимум трехдневного запоя. Это осложняло предстоящую работу, нужно было выяснить, может ли это чучело адекватно воспринимать происходящее. Вроде бы он еще не выпил с утра… Егор широко улыбнулся, сделал шаг вперед, просунув ногу в дверь, чтобы опухший красавец не захлопнул ее ненароком, и без размаха, но очень сильно ударил его кулаком в зубы. Черноволосый опухший хозяин отлетел в глубину прихожей, перебирая ногами и цепляясь за стены руками, но все-таки повалился на пол с неожиданным грохотом, увлекая за собой подставку для обуви, захваченный по дороге зонтик, сорванный с вешалки, и швабру, оказавшуюся на его пути. Егор вошел в квартиру, закрыв за собой дверь. Положение хозяина, который, лежа на полу боком, не решаясь встать и прикрывая рукой разбитые губы, с ужасом смотрел на страшного гостя, дало Егору возможность спокойно повернуться к нему спиной и закрыть дверь на все имеющиеся замки. Их, впрочем, было всего два, да и те – липовые. Егор быстро прикинул, что открыть их снаружи ничего не стоит. В любое время можно сюда зайти. Понимающему человеку. Мухин – Егор вспомнил, что так кличут этого фраера, – продолжал неподвижно полусидеть-полулежать на полу. Известное дело, боится встать. Лежачего, по его детским представлениям, не бьют… Чтобы Мухин не слишком заблуждался и четче представлял себе ситуацию, в которой оказался, вернее, в которую сам себя загнал, Егор подошел и от души врезал ему ботинком по ребрам. |
