Племянница обнимает меня за талию, и мы выходим из комнаты. Бергер уже успела добраться до лифта, стоит в полном одиночестве, зажав под мышкой портфель. Загорается стрелка, двери открываются. Из лифта высыпал довольно неаппетитный народец: кому-то предстоит свой судный день, иные явились понаблюдать, как кто-то другой отправится в ад. Бергер придерживает перед моими спутниками двери. Следом спешат репортеры, но не садятся на хвост: отмахиваюсь, давая понять, что сегодня комментариев не последует, и прошу оставить меня в покое. Пресса еще не знает, чем закончилось слушание специального суда присяжных. Мир пребывает в неведении. Заседание было закрытым, прессу не пускали — впрочем, журналисты, как видно, осведомлены, что в суде я должна была появиться сегодня. Утечки. Больше их не будет, уж я-то позабочусь. Может, теперь это и не важно, но Марино, пожалуй, прав: стоит уехать на время из города, хоть ненадолго. Лифт опускается, и вместе с ним падает мое настроение. Остановка, первый этаж. От реальности никуда не денешься: надо принимать решение.

— Я лечу с вами, — на выходе вполголоса сообщаю спутнице. — Садимся в вертолет и отправляемся в Нью-Йорк. Почту за честь оказать посильную помощь. Долг платежом красен, миссис Бергер.

В вестибюле шумно, всюду снуют люди; Бергер останавливается, перекладывает под руку пухлый потрепанный портфель с разъехавшейся молнией, и мы встречаемся взглядами.

— Зовите меня Хайме, — напоминает она. — Увидимся на суде, Кей.