- Кюре убили. Наверное, это работа женишка, чтоб ему... Я сразу его раскусил!
-- Простите, мсье, но я уверен, что он невиновен, возразил Макс.
Дюплесси задумался.
-- Пожалуй, вы правы, - согласился он. - У этого олуха Камилла мозгов на убийство не хватит!
Робеспьер отметил, что Дюплесси уже второй, кто сказал эту фразу.
-- Бедняжка Люсиль, наверное, очень переживает, - вздохнул Макс.
-- Ага, ревет в своей комнате. Ничего, ничего, потерпит... я ей нового жениха найду!
-- Мне бы хотелось уточнить, - перевел Робеспьер разговор на другую тему. - Вы были в церкви Сульпиция, не так ли?
-- Да, я был там. Но ничего примечательного не заметил, если не считать аббата Берардье. Зачем он пришел я не знаю. Он крутился у церквушки.
Камилл Демулен был в расстроенных чувствах.
-- Меня хотели арестовать, - всхлипывал он. - Хорошо, что Жорж имеет связи в полиции, он не дал им забрать меня!
-- Камилл, постарайся вспомнить свой визит в церковь Сульпиция, - попросил Робеспьер.
-- Только не это! Я хочу забыть!
-- Потом забудешь, - сказала Светик тоном мамаши, успокаивающей напуганное дитя. - А сейчас надо все вспомнить на минуту, а потом забыть!
-- Я никого не убивал! - ныл журналист.
-- Легко сказать, не убивал, - продолжала девушка. - А ты докажи!
-- Для этого надо все вспомнить, - продолжил тем же тоном Робеспьер. - Ну, постарайся!
-- Я прибежал в церковь, - погрузился в раздумье Демулен. Кюре сидел в этой... как ее... клетке... Я попросил у него благословения, он отказал... Даже из клетки не вылез... Еще в церкви темно было, ни одной свечки не зажгли, пожадничали! Я заорал, что убью его, и убежал. На ходу я твердил, "убью его, убью его!" У входа я чуть не сбил с ног даму в синем плаще с красной подкладкой... Она обругала меня, но я не обратил внимания. Я орал, что убью кюре!
Камилл не выдержал и расплакался.
-- Спасибо, Камилл, - поблагодарил Робеспьер.
Он взглянул на часы, пора было идти на заседание в Ассамблею.
Секретарь Ассамблеи с едкой иронией произнес:
-- А теперь перед вами выступит депутат Робопьер.
Зал разразился громким хохотом точно в предвкушении выступления клоуна.
-- Мое имя звучит по-другому, - невозмутимо ответил Робеспьер, направляясь к трибуне.
Он не обратил ни малейшего внимания на обидный смех собравшихся.
-- Ах, простите, мсье Роберт Пьер, простите.
-- Меня зовут Робеспьер, - спокойно поправил депутат. Пора бы уже запомнить.
Несмотря на усиливающийся хохот, неприятные шутки, он с непроницаемой физиономией поднялся на трибуну.
-- Этот Робер уже надоел, - шепнул один из депутатов своему соседу. - Кажется, он на зло всем лезет со своими речами и нравоучениями. Этот голодранец решил нас всех измором взять!
-- Ты прав, - согласился тот, - "Арраская свеча" упрям как осел. Ему плевать на насмешки, брань, ненависть. По-моему, он получает удовольствие, ввязываясь в драку, даже когда перевес не на его стороне.
-- Мы вот над ним ржем как лошади, - вмешался третий. - А в Париже он пользуется большим успехом, чем мы. Его речи даже издали отдельной книгой! А некоторые люди переписывают страницы его речей.
-- Сумасшедших у нас хватает, - пояснил кто-то.
-- Между прочим, в октябре 1790 года жители Версаля избрали его председателем суда своего дистрикта.
Робеспьер с каменной физиономией произносил свою речь, голос его звучал резко и невозмутимо. Никто не догадывался о чувствах, которые скрывались за этим хладнокровием.
-- Напрасно вы рассчитываете при помощи мелких шарлатанских уловок руководить ходом революции, - предрекал он веселящейся компании. - Вы, как мелкие букашки, будете увлечены ее неудержимым потоком, ваши успехи будут столь же мимолетны, как ложь, а ваш позор будет вечным, как истина. |