Погасив газ, он заварил чай.
– Да, вы быстро управились! Одна минута двенадцать секунд – и мама беременна. Рекорд, что ни говори!
Папа капнул себе в чашку молока и посмотрел на нас – на одну, потом на другую.
– Я вас очень люблю, можете не сомневаться. Люблю больше всего на свете – вас и вашего брата, конечно. Но никто меня так не бесит время от времени, как вы. Вы появились у нас очень быстро, мама забеременела всего через несколько месяцев после того, как мы стали жить вместе. Хочешь знать, сколько вы с братом весили при рождении? Ты была толще его и очень смешная!
Мэгги чуть не упала со стула от смеха. Тыча в меня пальцем, она потешно надула щеки.
– Между прочим, ты, Мэгги, была толще их обоих, вместе взятых. Все, вы добились своего: мне стало ужас как тоскливо. Прогуляюсь-ка я на кладбище. Не составите мне компанию?
Мэгги не бывала на могиле матери с тех пор, как мы ее похоронили. Ей было невыносимо видеть выгравированное на надгробии мамино имя.
– Хотя нет, – опомнился папа, – это, пожалуй, лишнее, лучше я схожу туда один.
На то он и отец, чтобы нас понимать.
Он залпом допил свой чай, поставил чашку в раковину, поцеловал нас с сестрой по очереди в лоб и был таков.
От двери до нас донесся его голос:
– Будешь уходить, не забудь как следует запереть дверь, Мэгги.
И папа ушел, пряча улыбку.
Элинор-Ригби
– Не вздумай мне помогать, ты только будешь мешать! – крикнула я ей.
– Ты тоже как будто не спешишь мне на помощь, – отозвалась моя сестра. – Ты еще не закончила?
Я пришла и села рядом с ней, не скрывая досады:
– Ничего! Я даже простукала стены в поиске пустот – все напрасно.
– Знаешь, почему ты ничего не находишь? Потому что тут ничего нет! Это письмо – сплошная нелепость. Что ж, повеселились, и ладно, предлагаю на этом закругляться.
– Попробуем рассуждать так, как рассуждала мама. Допустим, ты хочешь спрятать нечто драгоценное. Какое место ты выберешь?
– Прятать-то зачем? Почему не использовать это на благо любимой семьи?
– Вдруг это не деньги, а что-то, с чем она не могла ничего сделать? Поди знай, может, в молодости она торговала наркотиками… В семидесятых и восьмидесятых их все употребляли.
– Об этом я и толкую, Элби: ты слишком много смотришь телевизор. Боюсь, ты будешь сильно разочарована: наркоманов и сейчас полным-полно. Смотри, застрянешь в Лондоне – и я, чего доброго, тоже подсяду на наркоту.
– Из нас троих ближе всего к маме был Мишель.
– Полагаю, единственная цель этого безответственного утверждения – вызвать у меня ревность. К чему столько пафоса?
– Это не пафос, а правда. Я просто говорю, что, будь у мамы секрет, которым она не хотела делиться с папой, Мишелю она бы, скорее всего, доверилась.
– Не вздумай выводить его из равновесия своим фантастическим упрямством!
– Никому не позволю мной командовать – ни тебе и никому другому! Пожалуй, самое время его навестить. Ты забыла, что он мой близнец, а не твой?
– Вы хоть и близнецы, но разнояйцевые!
Я пулей вылетела с кухни и из квартиры, но Мэгги настигла меня на лестничной площадке.
Мы ехали молча, не произнося ни слова, и только раз я нарушила молчание, заметив, что если бы Мэгги совершенно не верила анонимному письму, то не поехала бы со мной, но она отговорилась тем, что вынуждена оберегать ненаглядного братца от безумия, овладевшего сестрой.
Припарковав машину, я решительным шагом устремилась к двери. |