— Ваше величество, позвольте мне снова говорить с вами не как с моим королем, а как с моим племянником, — понизил голос первый министр. — Мальчик мой, ты знаешь, я всегда любил тебя как сына… Тебе следовало бы сказать мне о своих желаниях… в которых нет ничего постыдного. Сколько раз я оказывал его величеству Ганелону Милостивому подобные услуги. Поймите… Пойми, мой мальчик, ты — правитель королевства. Твое здоровье стоит дорого, очень дорого. А твое семя — еще дороже. Неожиданное появление незаконнорожденных наследников очень опасно для королевской семьи… Поэтому для удовлетворения желаний короля при дворе обычно держат… женщин, которым боги не даровали радости материнства. И чье тело чисто, как лунный свет. Но если королю понравится какая-нибудь еще прелестница, не входящая в их число, с ней сначала поработают сведущие люди — это не проблема. Все, что тебе нужно было сделать, Эрл, мой мальчик, это — сказать мне. Просто сказать.

— Я не думал, что все произойдет так… Ариада… Мы просто разговаривали, а потом…

— Это я виноват, — вздохнул Гавэн. — Надо было мне вспомнить о твоем воспитании в Горной Крепости. Но ведь там были женщины?

— Мой отец нечасто позволял мне… И они были совсем не такие, как дворцовые фрейлины… Великий Вайар, какое бесчестье!..

— Не переживай, мой мальчик, это обычное дело… Сейчас же здесь будет Ашас, и скоро ты выздоровеешь. А фрейлины уже нет во дворце. И ты никогда ее больше не увидишь.

— Что? — поднял голову Эрл. — Почему ты так уверен в этом? Ты что?..

— Конечно, я послал людей отследить ее. Я же говорил тебе о незаконнорожденных детях короля. Мой долг — заботиться о тебе… заботиться о вас, ваше величество… Простите меня за то, что я не успел вовремя.

— А если?.. — тяжело дыша, спросил Эрл, тут же позабыв о фрейлине. — Если это?.. Останется?.. А если Лития?..

— Ашас знает свое дело, ваше величество. И никто ничего не заподозрит.

Король расстегнул золотую пряжку в виде львиной головы и повел плечами — тяжелые складки мантии с шумом упали на пол по обе стороны от кресла. Не поднимая головы, Эрл развязал сверху шнуровку камзола. Потом резко дернул ворог, обнажая грудь.

Гавэн, взяв со столика свечу, подсвечивая себе, подался ближе к королю.

Левая часть грудь Эрла представляла собой сплошное бугристое черно-багровое месиво, которое топорщилось лохмотьями мертво-бледных струпьев, а под ними налились крупные капли грязно-желтого гноя. Первый королевский министр невольно отдернул голову.

— Сначала появилась маленькая ранка, — хрипло говорил Эрл, все так же глядя в пол, — как от укуса пчелы. Я и не обратил внимания, а ранка скоро превратилась в язву… и язва стала расти… Это убивает меня, дядюшка… Меня не страшат смерть и боль. Меня страшит позор. И еще… все это так уродливо… Я будто гнию заживо. Во что я превращусь через месяц? Через два? Каким увидят меня мои подданные? Каким увидят меня эльфы?! Каким увидит меня — Лития?!.. Более всего я боюсь, чтобы об этом жутком позоре не узнал Высокий Народ… И она — моя принцесса…

Гавэн сполз с постели, торопливо подбежал к гобелену и дернул за свисавший сбоку шнур. Едва он успел отступить на шаг, гобелен, разделившись на две части, открыл черный проход, в котором мелькнуло серое лицо. Первый министр шепнул несколько слов прибывшему и снова закрыл потайной ход.

Ашас — пожилой румяный толстячок в простом, но добротном камзоле и сапогах на мягкой подошве — явился через четверть часа. Он приступил к осмотру немедленно, не сказав ни слова, и никак не дал понять, что узнал, кого ему предстоит врачевать.