Господи, сказал он себе, мы как тайные заговорщики! В собственной стране. Дожили. Уже вся планета прогибается под нашей мощью, а мы таимся…

    Лифт предупреждающе звякнул, это чтобы президент перестал чесаться, подтянул живот и принял надлежащий вид, дверцы неторопливо раздвинулись. Бульдинг, низкорослый и толстый, как боксер-тяжеловес на пенсии, вышел вразвалку, на лице бульдожья улыбка, словно выбирает, где укусить.

    Файтер поднялся из-за стола навстречу с вытянутой рукой, не сгибая ее в локте, что не позволит обнять его или поцеловать, что за педерасты придумали этот ритуал, улыбнулся, другой рукой похлопал Бульдинга по плечу:

    – А ты все худеешь, дружище!.. Ну выкладывай, что у тебя такое таинственное.

    Бульдинг вздохнул, лицо невеселое, как у большого цепного пса, который только щенком успел малость побегать на свободе.

    – Да так… Всякие неприятности. Вот прошу взглянуть…

    Он положил на стол аккуратно распечатанные листки, бумага белая, а кегль крупный, на случай, если президент не воспользуется очками.

    Файтер с первого взгляда узнал выдержки из речи лидера Христианско-демократической партии, что уже захватила большинство в германском бундестаге. Красным Бульдинг отчеркнул слова: «Евреи составляли активное большинство в руководстве и в расстрельных батальонах ЧК. Поэтому евреев не без основания можно назвать преступной расой».

    На втором листке, который Бульдинг молча положил рядом с первым, им же отмечены слова из речи командующего элитными подразделениями германского спецназа KSK бригадного генерала Рейнхарда Гюнзеля, который прямо указал, что евреев для спокойствия и процветания Германии нужно из страны удалить. Если понадобится, то и силой.

    Файтер укоризненно покачал головой:

    – Жан, уж не метите ли вы на место Олмица?

    – Упаси Боже, – ответил Бульдинг твердо. – Я с Америкой едва управляюсь!..

    Файтер хмыкнул:

    – Да? Но скоро весь мир станет Америкой, а вот круг стран, где можно развернуться Олмицу, все сужается.

    – Иногда и пятнышко может доставить больше проблем, – ответил Бульдинг многозначительно, – чем огромный континент.

    Файтер смотрел на него с интересом.

    – Верно, верно. А эти речи в самом деле любопытные. Не перестаю вам удивляться. Как вам удалось это организовать?

    Бульдинг замахал руками, словно отмахивался от ударов мухача:

    – Господин президент! Как вы можете? Я никогда не выхожу за пределы… Это Олмиц постоянно вставляет мне палки в колеса, вмешивается, что-то организовывает на территории, за которую отвечаю я… Но в этих выступлениях нет заслуги и Олмица. Это европейцы все сами. Кстати, если вам кажется, что все эти выступления по всему свету насчет засилья евреев – заслуга Олмица, увы, нет. Или к счастью. Одни мы наверняка бы не добились таких успехов.

    Файтер продолжал просматривать бумаги, приговаривал: «Хорошо… хорошо… замечательно… а это вообще очень кстати…», наконец поднял взгляд на Бульдинга.

    – Очень вовремя. А то я уж иногда начал сомневаться, сможем ли без больших потерь осуществить нечто задуманное. Что у вас в этой папке?

    – Данные о криминале.