Теперь Техас отправляет в мир иной с помощью смертельной инъекции.
Что в лоб, что по лбу – все равно труп.
По закону казнь не может начаться раньше шести вечера. Марсу сказали, что за ним придут в полночь. Что ж, лучше и не придумаешь, как потянуть волокиту, думал он. Денек предстоит взаправду долгий и взаправду дерьмовый.
Его называют Ходячим Трупом.
«Скатертью дорога», – слышал он от тюремщиков столько раз, что и счет потерял.
Ему не хотелось оглядываться. Только б не видеть эпицентр всего этого.
Но в самом деле – разве от этого отвертишься?
Так что с приближением последнего мгновения он начал думать о них.
Убийства Роя и Люсинды Марсов – его белого отца и черной матери.
Тогда этот союз был диким, диковинным, даже экзотическим, особенно в Западном Техасе. Теперь такие встречаются сплошь и рядом. Теперь каждый ребенок, являющийся на свет, выглядит лоскутным одеялом, состряпанным из полусотни разных типов рода человеческого.
Один баклан, недавно зачалившийся на нарах, был порождением двурасовых родителей, в свою очередь тоже детей нетрадиционных браков. Так что новый ребенок – идиот, укокошивший продавца из-за стибренного в магазине пакетика лакричных конфет, – оказался мешаниной черного, коричневого и белого с толикой китайского. Да при этом еще и мусульманином, хотя Марс ни разу не видел, чтобы тот преклонял колени и молился по пять раз на дню, как некоторые из здешних. Зовут его Анвар, и родом он из Колорадо.
И он принялся талдычить людям, что на самом деле хочет быть Алексисом.
Сев на койке в своей камере, Марс поглядел на часы. Пора позаниматься. Правду говоря, в самый распоследний раз.
На спине его белого комбинезона были набиты черные буквы D и R, означающие «death row», то бишь «коридор смертников». Марс воспринимал их как погремушку гремучей змеи, предупреждающую окружающих, чтобы убирались с дороги к чертям.
Опустившись на прохладный бетонный пол, он сделал две сотни отжиманий – сперва на кулаках, потом на кончиках пальцев и наконец из позы собаки мордой вниз, слегка касаясь лысой макушкой бетона при каждом повторе. Потом проделал три сотни глубоких приседаний за шесть подходов со взрывным распрямлением в каждом повторе – глубинными зарядами, как он называл их про себя. Потом последовали йога и пилатес на силу, равновесие, амплитуду движений и, самое главное, на гибкость. Он мог коснуться лбом пальцев ног, держа ноги прямыми как палки – немалое достижение для крупного мужчины с мышцами тугими, как канаты.
Потом пошла тысяча повторов на пресс и кор, паливших мышцы живота, как кислота. Именно благодаря этому у него твердые, как гранит, косые мышцы живота и все восемь кубиков пресса, а пупок натянут настолько туго, что место, где некогда крепилась пуповина, больше напоминает бородавку. Дальше пошла плиометрия в предельном темпе, где он отталкивался от всех четырех стен и пола в ряде маневров, многие из которых измыслил сам.
Он был как Человек-паук, или Фред Астер, отплясывающий на потолке. У него в тюрьме имелось невпроворот времени на планирование подобных штук. Его жизнь была очень упорядочена, но притом предусматривала уйму свободного времени. Большинство зэков попросту сидели и били баклуши. Не было никаких занятий или реабилитационных программ какого бы то ни было рода. Неофициальный девиз тюрьмы без обиняков гласил: «Реабилитация – для ссыкунов».
И наконец Марс бегал на месте – настолько долго, что потерял счет времени, всю дорогу с высоким подыманием бедра. Заниматься этим именно в данный день из всех прочих было чистейшим безумием, но он проделывал все это едва ли не каждый день с тех пор, как тут очутился, и отчасти воспринимал это как свой последний акт неповиновения. Этого им у него не отнять. |