Так зачастил Хэм, и подавшись в сторону, тут же вернулся назад — на этот раз в руках он держал маленькую чашечку из которой исходила тоненькая струйка зеленоватого дыма, и чувствовался аромат столь блаженный, что Фалко, несмотря на свою жажду поскорее подняться, все-таки, принял это целебное зелье. При этом Хэм, сам изможденный, сам пребывающий в состоянии близком к обморочному, перехватил его за спину, и таким образом удерживал. Фалко сделал несколько глотков, и после того как солнечное тепло разбежалось по жилам, смог разглядеть окружающее. Оно оказалось еще более безрадостным, чем ожидал хоббит. Нет — это было еще более жуткое, чем видел он на пепелищах Эрегиона, хотя и трудно, конечно, себе такое представить. Он сразу понял, что — это страшное место — то, что было садами энтских жен. Теперь из вывороченной, искореженной земли торчали спекшиеся тела этих некогда прекрасных созданий, а еще — какие-то совершенно немыслимые, жуть наводящие сцепления тел эльфов, троллей, орков, еще каких-то тварей. Все пространство было затянуто пребывающей в беспрерывном, стремительном движении снежной круговертью, все расплывчатое, темно-серое; и хоть бы один кустик, хоть бы одна веточка уцелела от прежней красы — но нет же — все было изуродовано до неузнаваемости. Фалко, плача, чувствуя, как вновь из груди подымается кашель, все оглядывался, все надеялся отыскать хоть что-нибудь утешающее, и ничего такого не находил. Тогда он перевел взгляд на Хэма и взмолился:

— Ты мне главное одно скажи — что с Ними сталось?! Скорее! Скорее! Что же ты медлишь?! Почему с этого и не начал, будто не знаешь, что это одно меня сейчас и интересует!..

— Я не знаю, что сейчас с ними. Не знаю — но забудь же! Не терзай себя по посту — все равно их не спасти. Они же с самого начала были обречены.

— Да что ты такое говоришь! — с горечью, с болью воскликнул Фалко, и тут же разразился кашлем, от которого вновь впал бы в забытье, если бы Хэм не дал ему еще зелья.

— Пожалуйста, постарайся успокоиться и смириться.

Но тут Хэм вскрикнул, так как Фалко, сам того не осознавая, очень сильно сжал его руку:

— Рассказывай все, что ты знаешь. Ведь ты же должен знать все! Ведь ты же сейчас мне расскажешь, куда они делись. ведь я же не выдержу, ежели в незнании меня оставишь… Нет — даже не так — мы не станем терять ни мгновенья, сейчас ты поможешь мне подняться, и мы пойдем — даже побежим — ведь мы сможем бежать?! Правда ведь — сможем?!

— Да — мы действительно пойдем, но не сейчас, а когда эта буря уляжется. Мы пойдем в Холмищи. — уверенным, торжественным голосом смог проговорить Хэм, тут же, впрочем, голос его дрогнул и продолжал он уже совсем иной интонацией. — Мы должны идти в Холмищи, Фалко. Ты же не хочешь идти за ними?.. Нет — ты не должен этого делать. Это же как самоубийство! Раз нам дана жизнь — мы должны ее прожить. Пожалуйста, пожалуйста, друг мой!..

Однако, Фалко словно и не слышал его — глаза его потемнели, и безошибочно устремились на юго-восток. Да — он сердцем почувствовал, что все они близкие ему там, в стране мрака. Там мчащаяся по небу пелена еще больше сгущалась, обращалась в темно-серое, почти непроницаемое марево, и вот из глубин то этого марева едва-едва вырывались блекло-бордовые вспышки, а еще Фалко показалось, что он может расслышать стоны — конечно — это были Они, и Они звали его! Вновь, забыв обо всем, он попытался подняться, и вновь у него ничего не вышло — вновь он едва не погрузился в забытье. Тогда он с силой перехватил Хэма за плечо, у шеи, и страшным, сдавленным голосом потребовал:

— Ты должен мне помочь подняться! Слышишь?! Немедленно! Я требую!.. Помогай же!.. Помогай!..

И вновь последовал приступ кашля, и вновь страшная боль пронзила израненное, изможденное тело.