Я колебался, перебирал «скорбный список»… все указывало на Горностаева.
— Откуда у Прахова взялся его телефон?
— Должно быть, выписал из «Справочника». Мария же сказала: хотел познакомиться… но уже совсем ушел «в подполье».
— А деньги?
— Дала под процент одна колоритная дама. А когда Гриша вовремя не вернул, не смог, попугала снотворным.
— Да подала бы в суд.
— Тут замешана репутация великого музыканта. Она «с честью» носит звание «вдовы».
— Деньги-то отдал?
— Попробуй ей не отдай. Она, кстати, намекнула, — продолжал я, забывшись, — а я уточнил у него: Гриша бесплоден. Он всегда скрывал, но скрыть от Клавдии Марковны…
Тут я опомнился и умолк, а Коля проронил равнодушно:
— Ну и молодец — всю свою графоманию сжег.
Сын не понял — и слава Богу! Эх, если б об этом знала бедная Марго («Эта шлюха могла положить конец моей милосердной миссии!»). «Студенческие страсти», в которые посвящала она свою единственную подругу Татьяну. Жену Василия постигла «хорошая смерть», а Марго…
— Ты будешь у него издаваться? — словно издалека услышал я Колин голос.
— А, не до того мне. В таком диком напряжении я сейчас…
— Его расстреляют?
— Кому это известно!
— А зачем ты ездил к той знаменитости?
— Пытаюсь выяснить, понять…
— Ты — предатель.
— Это я уже слышал. — Я посмотрел в юное замкнутое лицо. — Коля, он брат мой.
— Ты ее никогда не любил.
— Не знаю. Но эти два года были… не жизнью. И я отдал его… им, на суд.
— Ладно, пап, ты все раскрыл. Прости.
— А ты не все. Что так заинтересовало Марго перед смертью в моем проклятом романе?
— Ты притворяешься или действительно не знаешь?
— О чем?
— О чем известно даже бабе Маше.
— Да о чем?
— Конечно, она читала о правнучке Прахова. Ты ведь сказал, что вы должны расстаться. А мы… мы никогда не были женихом и невестой.
— Так какого ж вы разыгрывали передо мной…
— Она — не знаю. Она задала тон, перед тобой выступала. А я… надеялся.
— Надеялся?
— Мне было обидно и больно.
— Да какого ж…
— За маму.
Глава 33
Я сидел в кабинете, слушал шаги над головой и смотрел в ночной сад. Тяжелый серый камень больше не мешал: мы с Колей отвезли его на наше московское кладбище, где после эксгумации похоронили останки. Возле родных могил: матери, отца, Татьяны.
Мне очень хотелось выбросить чертов камешек в озеро, но настоял Коля. Так и лежат эти обломки колонны — как напоминание, знак ужаса и скорби: один у подножия креста, другой на монастырской земле, где все когда-то началось.
Так сидел я и настраивал себя дописать финальную сцену (по памяти — три листка канули в недра правосудия). Но мешали шаги. Вот они стихли, и через минуту послышался стук в дверь. Мария!
— Леонтий Николаевич, — сказала она с порога, — я хочу попросить у вас прощения.
— Забудем. Ты меня, конечно, измучила, но и помогла.
— Это чем же?
— Нашла и сохранила вещественные доказательства. Без них я не отыскал бы могилу и не раскрыл преступление. |