Накануне отъезда Коттен отправилась на прогулку, чтобы поразмышлять и прикинуть планы на будущее. Это задание было мелким и низкооплачиваемым. Не то, чем можно похвастаться или украсить свое резюме. Не предвиделось возможности даже монтировать сюжет самой — она должна была всего лишь отснять материал и возвращаться домой.

Коттен набрела на гамак, растянутый между двумя деревьями на краю лагеря, и залезла в него. Что она станет делать, когда вернется домой? Светит лишь одна дурацкая работа за другой. И даже такая работа — редкость.

Коттен уставилась в небо.

«Ну, чего ты от меня хочешь?»

Это была не молитва — в молитвы она не верила. Но все-таки ждала ответа от кого-то — или чего-то, — большого и мудрого.

«Просто ответь, чего ты хочешь?»

Облака темнели.

«Может, подкинешь какой-нибудь знак? Какой угодно».

Она закрыла глаза, решив позволить себе вздремнуть.

— Идите скорей! — раздался крик со стороны раскопок. — Мы что-то нашли. Хаку! Хаку!

Голос пробудил Коттен от размышлений. Она села в гамаке и нащупала ногами землю.

В нескольких ярдах находился доктор Эдельман. Он положил артефакт, который рассматривал, на складной столик, и выпрямился.

— Что такое, Хосе?

Коттен увидела, что к лагерю мчится Хосе. Она уже знала, что он не только проводник, но и бригадир группы местных рабочих.

— Уткхей! Скорее! Вы должны посмотреть. Пойдемте. Хаку! — Хосе снова перешел на свой родной язык кечуа, чтобы все его поняли. — Манна ининам кей! Просто чудо! Я велел, чтобы никто ничего не трогал, пока вы не придете, доктор Эдельман.

Хосе побежал обратно, Эдельман последовал за ним. Коттен вместе с Полом и Ником тоже отправились туда. То, что вызвало такой восторг у Хосе, могло стать столь желанной изюминкой — она украсила бы свой материал и убедила телеканал давать ей работу и впредь.

Шагая по вытоптанной тропе, Коттен вдыхала пряный запах гниющей листвы. На такой высоте из-за горных облаков все было пропитано влагой.

Вскоре из тумана проступило первое из древних строений. За последние несколько дней было раскопано здание, которое, как считал Эдельман, являлось религиозной постройкой. Хосе ворвался на территорию раскопок, не переставая говорить, и направился к этому строению.

— Там. — Он указал пальцем на толпу меднокожих людей вокруг раскопа. — Расступитесь! Кутирий! Дайте пройти доктору Эдельману.

Эдельман опустился на колени на краю раскопа.

— Кисточку! — приказал он, вытянув руку.

Жестом ассистента хирурга Хосе передал ему четырехдюймовую кисточку.

Эдельман осторожно стряхнул тонкий слой буроватой земли.

Коттен встала у него за спиной и нагнулась, пытаясь рассмотреть, что там на дне. Она услышала, что у Эдельмана перехватило дыхание, когда он сел на корточки.

— Что это? — спросила Коттен и обернулась к Полу: — Ты снимаешь?

Пол показал поднятые большие пальцы и включил на цифровой камере «Сони» режим записи в максимальном разрешении. Тихий шум работающей камеры слился с шелестом ветра в вершинах деревьев.

Коттен снова повернулась к Эдельману и заметила радужные блики на предмете. Даже сквозь слой земли было видно, что он явно не отсюда, он чужд этим старинным развалинам. Он отражал пробивавшийся сквозь облака солнечный луч и сверкал поразительными цветами.

Эдельман достал из кармана лопатку и бережно окопал предмет.

«Что это, стекло?» — мелькнула мысль у Коттен.

Очистив края, Эдельман подсунул пальцы под предмет и оторвал его от земли.

— Дай что-нибудь, обернуть его.

Хосе перевел распоряжение, и один из рабочих бросил археологу полотенце.