– Ах, оставь, – зарделась от удовольствия Александрина. – Ты преувеличиваешь.

Баркасов слыл ценителем женской красоты и тонким знатоком живописи – его похвала дорогого стоила.

– Ты не прогадала, выйдя замуж за отца, а не за сына? – он подмигнул ей с бесовской ухмылкой. – Сейчас бы купалась в деньгах и… в лучах его славы. Еще не поздно исправить оплошность.

– Он ненавидит меня…

– Ой-ой-ой! От ненависти до любви рукой подать.

– Ты не понимаешь… у нас с Игорем психологическая несовместимость. Он считает меня продажной девкой, которая раскрутила старика на квартиру, дачу и машину. Ему легче было бы простить, если нас с его отцом связывал бы только секс, но не брак. Игорь относится к женитьбе слишком трепетно: идеализирует венчание, благословение небес, как он говорит. А я, видите ли, опошлила сие священнодействие, привнесла в «сакральную сущность любви» разврат и корысть!

– Так вы со стариком венчались?

– Он настоял, – потупилась вдова. – У него был пунктик по поводу греха, прелюбодейства и прочей чепухи. Он и сыну привил эту ханжескую мораль.

– Но тогда Игорь-художник и Игорь-мужчина должны находиться в конфликте. Как же его творческая смелость и пренебрежение общественным мнением?

– Не тебе объяснять, что внутренний конфликт стимулирует творческую энергию. Подавленное стремится найти выход… и выплескивается в художественных образах. А общество в восторге от Домнина. Ругая его картины, критики лишь подогревают интерес публики. Будь он пуританином, на его выставках по залам гуляли бы ветер и эхо. Вряд ли хоть один холст ушел бы больше, чем за двести-триста баксов.

Александрина провела кончиком языка по верхней губе, и актера бросило в жар.

«Она красива, порочна и умна – редкое сочетание в женщине! – подумал Баркасов, глядя, как плотоядно сверкают ее глаза. – Хищница! Самка леопарда с человечьим лицом. Мне уже не по зубам!»

– Почему Игорь не женится? – спросил он. – Голубых наклонностей за ним не замечено… Может, с потенцией проблемы?

– Не похоже, – покачала головой Санди, и пышная копна ее тициановских волос томно всколыхнулась. – С этим у него все в порядке. Он спит с натурщицами, но платит им за молчание. Создает вокруг себя ореол этакого целомудренного сластолюбца. Дескать, женщин он раздевает исключительно на картинах, предпочитая эстетическую эротику сексуальной.

– Откуда ты знаешь?

– Мы же родственники, как ни крути, – рассмеялась она. – Причем близкие.

– И ты до сих пор не затащила его в постель?

Домнина поморщилась.

– Фу! Как ты вульгарен! Лучше расскажи о Никонове. От какого яда он умер, удалось установить?

«Уж не собирается ли она отправить пасынка вслед за мужем? – подумал Баркасов. – Только другим путем?»

– Признаться, я не интересовался… – пробормотал он. – По сути, музыкант умер от удушья. Паралич дыхательных мышц… что-то в этом роде. – Актер погрустнел, вздохнул и глотнул еще водки. – Давай оставим сию скорбную тему. Поминать мертвых на ночь глядя – дурная примета.

– Как ты думаешь, убийцу найдут?

– Боюсь, что нет. Улик никаких не обнаружили, насколько мне известно… кроме злосчастной булавки. Подозреваемая номер один – жена, которая имела глупость зайти к Никонову перед концертом. Доказательств ее вины не имеется, иначе ее бы уже упрятали за решетку.