Изменить размер шрифта - +
 – Если не ошибаюсь, Джотто – это американский киноактер. Кажется, это он играл в «Крестном отце»?

– Точно. Он сделал Чимабуэ предложение, от которого тот не смог отказаться!

Они рассмеялись.

– Не забудьте подарить экземпляр, – весело сказал Глеб.

– С удовольствием тебе его… продам. – Искусствовед снова хохотнул, но тут же закашлялся. Прокашлявшись, сипло проговорил: – Прости. Проклятая ангина. Ты сам-то как?

– Лучше всех, – ответил Глеб.

– Читал твой репортаж о любовных играх рачков-комарусов. Сильно написано. Жестко, логично, бескомпромиссно.

– Что-то не припомню, чтобы я про это писал.

– Правда? Жаль. Тебе непременно нужно написать о чем-нибудь этаком.

Глеб покосился на картину, стоявшую на стуле.

– Игорь Федорович, у меня к вам дело.

– Слушаю тебя.

– Мне нужно узнать как можно больше об одной картине.

– Что за картина?

– Гильрен ван Тильбох. «Автопортрет со смертью».

– Ван Тильбох? Отличный художник. Тебе нужен подробный отчет?

– Желательно.

– Тогда я должен кое-что освежить в памяти. У тебя есть цифровые фотографии работы?

Глеб снова покосился на Тильбоха.

– Как вам сказать… В общем, да.

– Можешь выслать по электронке?

– Да.

– Тогда диктую.

Северин сообщил свой смейл, дождался, пока Корсак запишет, и сказал:

– Позволь задать тебе вопрос: почему ты интересуешься Тильбохом?

– Журналистские дела, – ответил Корсак.

– Пишешь статью о каких-нибудь мошенниках?

– Что-то вроде этого.

– Ясно. Подъезжай на кафедру к концу третьей пары. Дорогу к университету помнишь?

– Такое не забывается.

– Забывается и не такое, – возразил искусствовед. – Значит, тебя ждать?

– Угу.

– Ну до встречи в эфире.

 

– Не будь болваном, Корсак.

Достав из шкафа цифровой фотоаппарат, Глеб сделал несколько снимков картины и отправил их Северину. Дождался, пока придет уведомление о получении, и стал собираться. Он был уже совсем одет, когда вдруг вспомнил, что следует позаботиться о безопасности картины. Возить дубовую доску с собой рискованно, но не менее рискованно оставлять ее дома.

Минут пять Глеб расхаживал по квартире, оглядывая каждый угол в поисках укромного и безопасного места. Наконец его осенило. Он подошел к старому журнальному столику (подарок одного мастера-кузнеца, о котором Глеб написал развернутую статью в воскресный «МК»). Столик представлял собой прямоугольную деревянную плашку, лежащую на опоре из трех витых чугунных ножек (ножки выковал сам кузнец, демонстрируя Глебу мастерство). За три года столик несколько раз падал, и теперь деревянная столешница едва держалась на железных креплениях.

Повозившись несколько минут, Глеб отвинтил болты и снял столешницу. На ее место положил Тильбоха – лицевой стороной вверх. Затем накрыл картину скатертью. Немного поколебавшись, поставил на скатерть стеклянную пепельницу и початую бутылку водки. Потом отошел и придирчиво осмотрел столик. Выглядело неплохо. Столешницу Корсак забросил на антресоли.

 

 

– КВД? Что-то знакомое… – Старик-охранник озадаченно наморщил лоб. – А как это расшифровывается?

– «Комитет внутренних дел». Неужели не слышали?

– Как же, как же, слышал, – охранник вернул Корсаку удостоверение и браво ему козырнул.

Быстрый переход