– А, понял! – резво закивал «друг и брат». – Боишься, что, получив бумаги с твоей подписью, я тебя потороплюсь спровадить на тот свет? Да ну, зачем же так? А впрочем… – Он усмехнулся своей обаятельной, опасной улыбкой. – Конечно, у тебя есть повод считать меня ну очень большой сволочью. Ладно, считай кем хочешь, только давай с этим, наконец, покончим.

Иннокентий стиснул губы и взял протянутую ему авторучку. Вечное перо, как писали в старинных романах. «Друг и брат» терпеть не мог шариковых ручек, писал только вечными перьями, из-за чего слыл в своих кругах пижоном. Вообще он коллекционировал авторучки и собрал их чертову уйму. Знакомые, особенно те, кто хотел приобрести особое расположение «друга и брата», дарили ему или привозили из-за границы только авторучки, авторучки, авторучки… Постепенно он и компаньонов приучил подписывать все мало-мальски важные и значимые документы «Реброса», «Саныча», «Трех товарищей», «Книжного мира», «Трех купцов» и, наконец, «Бука» именно авторучкой.

«А ведь, похоже, я в последний раз ставлю подпись на нашем фирменном бланке», – отрешенно, без малейшей грусти подумал Сироткин, разглядывая изогнутую в форме лука, изысканно-черную «Серенитэ Вотерман». Перышко из золота не меньше чем в 18 карат, отделка родиевая, держатель из цельного серебра. Долларов на восемьсот тянет такая игрушка… Ну что же, приятно собственный приговор подписывать ручкой баснословной цены! Сироткин быстро расписался на всех трех экземплярах каждого документа: протокола общего собрания учредителей ЗАО «Бук» насчет открытия дочерней фирмы, учредительных документов этого нового ЗАО под названием «Бук-Пресс», протокола собрания о продаже земельных участков, принадлежащих первому «Буку»…

Зачем нужно было подписывать этот протокол, Сироткин понять не мог. Ведь сначала должна была образоваться фирма «Бук-Пресс», в нее уйдет 51 процент активов, спрятанных от налога на прибыль. И только потом можно будет продать участки, составляющие львиную долю активов оставшегося «Бука». Куда спешить? Эти бумаги можно было подписать позже! Видимо, «друг и брат» решил воспользоваться случаем и ковать железо, пока горячо, – вообще все железо разом выковать, собрать все подписи до кучи. Чтобы потом Сироткин из чистой вредности никак не мог помешать воплощению этих наполеоновских замыслов.

– Могу идти? – спросил он, опуская глаза, чтобы не видеть довольнехонькой рожи напротив. Взрослый мужик, полтинник разменял, а так и не научился скрывать своих чувств. Хоть бы постыдился человека, которого так опустил!

Главное, вот же бесовское обаяние у этой сволочи. Он угрожал тебе смертью, он вынул твою душу, он унизил тебя, а твой рот все равно непроизвольно расплывается в ответ на эту стремительную, как вспышка молнии, улыбку. Что поделаешь, устойчивые рефлексы многолетней дружбы и братства.

– На посошок? – гостеприимно предложил «друг и брат», открывая бар.

– Спасибо большое, – раскланялся Сироткин. – Черт тебя знает, что ты мне плеснешь. А впрочем, наливай. Страховка – твой «Линкольн». Уж свою тачку ты мне угробить не дашь.

– Для хорошего человека ничего не жалко, – хмыкнул «друг и брат». – Но ты прав: за рулем надираться не стоит. Возьми вон сигарку – и с богом.

«Друг и брат» достал из металлического тубуса красивую, как сказка, шоколадного цвета «Ромео и Джульетту Черчилль». Она и впрямь была толстенная, как те сигары, которыми не переставал чадить знаменитый мистер Уинстон. Ну да, фирма веников не вяжет, «друг и брат» ничего не курит, кроме коллекционных сигар, которые надо не из коробки доставать, а из отдельного тубуса.