В чаше, испуская легкий дымок, медленно дотлевали два кусочка расшитой ленточки, да в воздухе еще ощущался запах гари от сожженного локона.

По приказу приора Роберта двое служек принесли наручники, которые обычно пускались в ход крайне редко, защелкнули их на запястьях Мэриета и повели его в карцер, расположенный отдельно от жилых помещений. Мэриет шел по-прежнему не произнося ни слова; у него был вид человека, которому высокое положение не позволяет снизойти и оказать сопротивление или заставить своих конвоиров опасаться, как бы он чего не выкинул. Кадфаэль смотрел вслед Мэриету очень заинтересованно; ему казалось, что он видит юношу впервые. Ряса, похоже, перестала того стеснять. Молодой человек шагал надменно приподняв голову, ноздри его продолжали раздуваться, губы кривились, и если это не было откровенной ухмылкой, то во всяком случае очень близко напоминало ее. Капитул позаботится о том, чтобы преступнику досталось, и очень скоро, но ему, Мэриету, это безразлично. Пусть не в полной мере, но он получил сатисфакцию.

Что же касается брата Жерома, то его отвели в постель, уложили, вокруг него хлопотали, принесли успокаивающее питье, которое приготовил Кадфаэль, наложили на раненое горло повязку со смягчающей мазью, почтительно прислушивался к слабым хрипам, которые он издавал; вскоре, однако, он перестал через силу выдавливать из себя слова, потому что это причиняло ему боль. Ничего страшного с ним не случилось, думал Кадфаэль, какое-то время он будет говорить осипшим голосом, а может, станет вести себя вежливее и осторожнее с сыновьями дворян, которые выразили желание надеть сутану, но дух которых еще не сломлен. Ошибка? Кадфаэль размышлял и над тем, в чем причина необъяснимой склонности Мэриета Аспли к монашеству. Если был когда-нибудь молодой человек, рожденный, чтобы управлять манором или верхом на коне, с мечом в руке биться на поле чести, то это был Мэриет.

«Стыдись, сын мой! Это старик» — и он разжал руки и отпустил своего врага, а сам ушел с поля боя пленником, однако честь свою не уронил.

Наказание плетью было неизбежно, ничего с этим не поделать. Нападение на священника и исповедника могло стоить Мэриету сутаны, но, проявив милосердие, капитул не стал прибегать к столь суровой мере. Однако было нанесено страшное оскорбление, и иной расплаты за это не существовало, только порка. К такому наказанию прибегали лишь в крайних случаях, но Мэриета решили подвергнуть ему. Кадфаэль и не ждал ничего другого. Преступник, когда ему разрешили говорить, удовольствовался заявлением, что не отрицает ничего из того, в чем его обвиняли. Когда же ему предложили молить о смягчении наказания, он с достоинством отказался. Плеть Мэриет выдержал, не издав ни звука.

Перед повечерием Кадфаэль отправился в покои аббата просить разрешения навестить заключенного, посаженного на десять дней в одиночное заключение.

— Поскольку брат Мэриет не захотел защищать себя, а приор Роберт появился, когда вся сцена уже заканчивалась, мне кажется, отец мой, тебе следует знать, как все случилось на самом деле, потому что это может объяснить причину появления мальчика у нас, — сказал Кадфаэль и поведал аббату печальную историю о ленточке, которую, как память, хранил Мэриет в своей постели и, оставшись один, по ночам, смотрел на нее и, может, прижимал к своим пылающим щекам. — Отец мой, я, конечно, не уверен в своих предположениях. Но старший брат нашего уж очень трудного кандидата обручен и, как я понял, скоро женится.

— Понимаю тебя, — хмуро произнес Радульфус, опуская на стол сцепленные кисти рук.