— Он не просил разрешения навестить Мэриета?

Девушка состроила презрительную гримасу, выражавшую ее отношение к мужскому упрямству.

— О нет! Он перепоручил его Богу и считает, пусть, мол, Бог беспокоится о нем. А сам и близко не подойдет. Но я пришла спросить, не возьмешь ли ты меня с собой, я хочу повидать Мэриета.

Кадфаэль долго в задумчивости смотрел на Айсуду, потом сел рядом с ней и рассказал все, что случилось, — что ему было известно и о чем он догадывался. Девушка была умной, смелой и решительной, она знала, чего хочет, и готова была сражаться за это. Она прикусила губу, услышав, что Мэриет признался в убийстве, и загорелась гордостью и признательностью, когда Кадфаэль подчеркнул, что она — единственный человек, за исключением его самого, брата Марка и Хью как представителя закона, знающий об этом, а также, добавил Кадфаэль к ее утешению, и о том, что его признанию не поверили.

— Конечно, это сущая чепуха! — воскликнула Айсуда. — Слава богу, ты видишь его насквозь. А его дурак-отец поверил? Да ведь он никогда не понимал Мэриета, с самого его рождения, никогда не ценил, не пытался поговорить с ним. И все-таки его отец — человек порядочный, я ручаюсь, он никогда никому сознательно зла не причинит. У него должны быть веские причины полагать, что преступление совершил Мэриет, а у Мэриета не менее веские причины не разубеждать его, даже если он обиделся на отца за то, что тот с готовностью поверил в ужасный поступок сына, своей плоти и крови. Брат Кадфаэль, говорю тебе, я никогда раньше не видела столь ясно, как похожи они — оба гордые, упрямые, одинокие; они несут ношу, выпавшую на их долю, не прибегая к помощи родных, знакомых, вассалов и всех прочих. Я готова стукнуть их по их дурацким макушкам. Но к чему это приведет? Ведь правдивый ответ они дадут разве что на исповеди.

— И все-таки ответ нужно получить, — сказал Кадфаэль. — А если уж ты собираешься бить их по макушкам, обещаю, что ни на той, ни на другой не будет выбрита тонзура. Завтра мы отправимся вместе в приют, чтобы ты могла попрактиковаться на одном из них, но только после обеда — до обеда я собираюсь уговорить твоего дядю Леорика навестить сына, хочет он того или нет. Скажи, тебе известны планы на завтра? Ведь до свадьбы остается всего один свободный день.

— Завтра все собираются присутствовать на мессе, — в Айсуде вспыхнула надежда, — а потом мы, женщины, будем заниматься свадебными нарядами и украшениями — стежок тут, стежок там. Найджела это не касается. Он свободен, пока мы не пойдем на обед к господину аббату. Кажется, они с Джейнином намеревались пойти в город, сделать последние мелкие покупки. Дядя Леорик после мессы будет, наверное, один. Ты можешь поймать его.

— Постараюсь, — заверил Айсуду Кадфаэль. — А после обеда у аббата, если тебе удастся ускользнуть, я отведу тебя к Мэриету.

Теперь довольная Айсуда решила, что пора идти. Она храбро встала и ушла, уверенная в себе, в своей звезде и в том, что небесные силы на ее стороне. А Кадфаэль отправился к брату Петру отнести травы: повар уже размышлял над тем, какими шедеврами он блеснет на завтрашнем обеде.

Кадфаэль, не проронив ни слова, вышел из часовни и стал ждать. Когда Леорик появился, щурясь на яркий свет дня, он обнаружил, что путь ему преграждает невысокий, коренастый, сильно обгоревший на солнце монах, который сказал грозно, как предостерегающий ангел:

— Господин, у меня к тебе серьезное дело. Прошу, пойдем со мной. Ты мне очень нужен. Твой сын смертельно болен.

Обращение было таким неожиданным и таким лаконичным, что слова ударили словно копье. Найджел и Джейнин ушли полчаса назад. Время достаточное для убийцы — нанести удар, для ножа разбойника, для любого несчастья.