Я закрыл глаза, вспоминая, как будто кошмарный сон, слова умирающего Толенкова. Передо мной вставало его меловое лицо. «Я — пас… Теперь твоя очередь… Расправься с этой бабой… От меня ей вот это. — Славка стреляет в окно. И потом: — Она втянула меня… Мне больше не жить…»

Я не верил своим собственным мыслям, я не верил листку бумаги, который дрожал в моей руке. Я не верил самому себе…

С ненавистью и тяжестью в груди, презирая себя самого за то, что собирался сделать, я сел в кресло, поставил на колени телефон. Противно кружилась голова, все плыло и таяло перед глазами. Неужели она… Она… Она… Я чувствовал себя предателем…

За окном уже совсем рассвело. Хлопали двери подъезда — люди спешили на работу. Во дворе рычали моторами разогреваемые машины, соседи за стенкой включили магнитофон с жизнерадостной мелодией.

Я набрал номер справочной:

— Будьте добры, телефон следователя прокуратуры Молодцовой Татьяны Георгиевны.

— Год рождения?

Я задумался, просчитал кое-что в уме и уверенно сказал:

— 1958-й…

Снова набрал номер.

— Татьяна Георгиевна? Простите, что беспокою вас в такую рань… Это Копцев Сергей, ваш подопечный… Да-да, тот, что сбежал… Вы когда на работу приходите? К девяти? Я буду вас ждать. Да, оформите мне, пожалуйста, явку с повинной… Да, я надумал сдаться… Да, я знаю, кто убил Максютова… Да, у меня есть улики… Вы хотите узнать, кто это?.. А вы сидите или стоите?.. Только не падайте со стула, пожалуйста!.. Это американская журналистка Кэтрин Мэйфлауэр!

Вздрогнув от резкого звука за спиной, я замер на полуслове — в коридоре явственно хлопнула входная дверь.

— Положи трубку, — послышался негромкий, очень знакомый голос. Я обернулся.

На пороге комнаты стояла Кэтрин. В ее волосах блестели капли дождя, а в руках опасно поблескивал черный пистолет.

Я опустил трубку.

Мы оба молчали, глядя друг на друга. Я — напряженно и со страхом, она — холодно и спокойно, как будто на что-то решаясь.

Я привстал с кресла.

— Сиди, — отрезала Кэтрин, и я плюхнулся обратно, завороженно глядя прямо в черную бездну дула.

Не опуская пистолет, она молча прошла в комнату, устало бросила сумку на стол и, все еще продолжая целиться в меня, одной рукой выдернула шнур телефона.

— Я мог бы догадаться раньше, — обронил я, следя за ней.

— Возможно. — Кэтрин присела бочком на край стола и снова уставилась на меня жутким оценивающим взглядом. Кажется, она раздумывала, пристрелить меня прямо сейчас или дать еще немного помучиться.

— Ты хочешь меня убить? — мгновенно пересохшими губами прошептал я.

— Неплохая мысль, — холодно бросила Кэтрин. — Жаль, что она пришла мне в голову слишком поздно…

Легкий американский акцент совершенно исчез из ее речи. Теперь это был голос, абсолютно точно и правильно произносивший слова, это был голос, своей правильностью достойный дикторши Центрального телевидения. Теперь ей уже не нужно было притворяться передо мной. Да и правда — зачем, если у нее в руках пистолет и она через пять минут отправит меня на тот свет…

— Что ты хочешь сделать? — напряженно спросил я. Где-то я читал, что убийцам следует заговаривать зубы перед тем, как они тебя собираются прикончить. Будто бы они от этого мягчеют и проникаются жалостью к своим жертвам, отчего им как бы трудно становится их убивать.