– Вам-то что?
– На сладенькое потянуло? – заметила Анна. – Ты не залетела часом?
– Шуточки у тебя! – оскорбилась Эльвира, а сама подумала, что шутки шутками, а ведь от эльфа можно запросто и залететь, несмотря на все предохранительные заклинания. И как этот общеизвестный факт не пришел ей в голову раньше? Даже не спросила этого Карлсона… Надо же было настолько голову потерять! Вот будет потеха, если он больше не прилетит, а память от него на всю жизнь останется… – Я вообще люблю варенье. Просто редко позволяю себе сладости, чтобы фигуру не испортить.
Сделав такое заявление, она демонстративно запустила руку в вазочку с конфетами, изъяв полную горсть, и высыпала к себе в сумочку.
– Пойду к себе, – сказала она. – Переоденусь, потом приду. Или не приду, не знаю.
– А что это тебя, действительно, на сладкое потянуло? – удивилась Камилла. – Решила наплевать на фигуру? От Ольги научилась? Так ты смотри, Ольгу сколько ни корми, она доской была, доской и останется, ей можно, а тебе может и повредить.
– Это у меня на нервной почве, – пояснила Эльвира и поспешила покинуть подруг, чтобы не вдаваться в дальнейшие обсуждения.
В комнате ее ждал сюрприз. Он сидел на подоконнике, обхватив колени руками, и печально смотрел в окно. Эльвира поспешно нащупала задвижку и заперла за собой дверь, чтобы никто вдруг не вошел.
– Карлсон, – сказала она. – Что ты здесь делаешь днем? Или у тебя не получилось попасть домой?
Он обернулся и виновато посмотрел на нее. Глаза у него были как у побитой собаки, несчастные и какие-то больные.
– Извини, – сказал он, и она услышала, что его голос дрожит, будто он собирается заплакать. – Я не хотел тебя беспокоить, но… это единственное место, куда я могу безошибочно телепортироваться. Я уйду, как стемнеет.
Эльвира бросила в кресло пелерину, перчатки и шляпку и подошла к нему.
– Что случилось? У тебя опять какие-то неприятности? Может, я могу чем-то помочь?
– Вряд ли, – вздохнул он и снова виновато посмотрел на нее. – Просто сегодня я услышал о себе столько неприятных и обидных слов… и что самое противное, это все совершенно справедливо.
– Тебе дома от начальства попало? – догадалась Эльвира. – Ну, не переживай так. Хочешь варенья?
– Хочу, – печально кивнул Карлсон. – А у тебя есть варенье?
– Есть, – засмеялась Эльвира. – Я сегодня специально купила на случай, если ты вдруг прилетишь.
Он грустно улыбнулся.
– Как в сказке? «Я самый тяжелый больной в мире»?
– Совершенно верно. А я буду тебе родной матерью, и буду лечить вареньем, – снова засмеялась Эльвира и ласково потрепала его по челке. – А потом ты успокоишься и пожалуешься мне на свое жестокое начальство, а я тебе посочувствую.
– Спасибо, – снова улыбнулся он и спрыгнул с подоконника. – Приятно, что хоть кто-то рад меня видеть и готов посочувствовать. Хотя, в общем-то, жаловаться мне особенно не на что, я сам виноват…
– Виноват или нет, все равно неприятно, когда тебя ругают. Давай, я прикажу подать чаю, а ты пока спрячься в ванной, чтобы тебя слуги не увидели. Только сиди тихо и воду больше не кипяти.
В королевской спальне было сумрачно, хотя на улице еще вовсю светило солнце. Тяжелые темные шторы были плотно задернуты, чтобы свет не раздражал его величество, которого раздражало решительно все. В том числе и эти самые шторы, за которыми не видно было солнца, а короля очень живо интересовало, скоро ли проклятое медлительное светило склонится к закату. На закате должен был прийти придворный маг и кастовать обезболивающее заклинание, и этого момента Шеллар III ожидал, как великого блага. Он уже успел сто раз проклясть свое патологическое трудолюбие, свои бредовые идеи насчет заседания, изобретателя стимулирующего эликсира, всех своих министров и персонально графа Монкара, покойных членов Комиссии, растяпу-дядюшку, свое скудоумие и несообразительность, свое небрежное отношение к хранению доспехов и уходу за ними, и в особенности неизвестного стрелка, имя которого так и не попало в историю. |