После второго «это» дверь Сухаревского кабинета, как по заказу, открылась, и нас стало трое. Гость был в шляпе и в плаще, из-под которого выглядывал краешек белого халата. Лысина гостя была скрыта шляпой, но я-то знал, что она там наличествует! И не просто лысина, но замечательно ровный череп без единого волоска.
– Здравия желаю, Анатолий Васильевич! – машинально обратился он к человеку в генеральской фуражке, важно сидящему за столом. – Вы меня вызыва…
Тут гость подавился последним слогом, увидев, что поприветствовал явно не Анатолия Васильевича. А как раз наоборот – человека, которого менее всего желал бы здесь видеть. Во всяком случае, видеть живым.
– Вызывал, вызывал, – приветливо сказал я. – Милости просим! – Я указал рукой на свободный стул у стены.
Лысый визитер с глазами душителя Кравцова не послушался меня и остался стоять. Среди моих знакомых лысых – включая несчастного редактора Шатилова – этот был самым непослушным.
– Проходи, садись… – буркнул сидящий в партере генерал-полковник, и лишь после этого гость прикрыл за собой дверь и приземлился на указанном мной стуле.
– Что тут за цирк, Анатолий Васильевич? – осведомился он и снял, наконец, свою шляпу, обнажив лысый череп. В кабинете сразу стало немного светлее.
– Это не цирк, – объяснил за Сухарева я и на паритетных началах тоже снял генеральский головной убор. – Это, видите ли, театр…
– Господин Штерн меня развлекает, – пояснил шеф Службы ПБ. – Он, представь, вздумал проявить самодеятельность. А теперь про это рассказывает. В моем образе, по Станиславскому.
– Шизофрения, – поставил быстрый диагноз лысый гость. – Типичный случай. Давайте его ко мне, Анатолий Васильевич… – Произнося эти слова, гость словно бы невзначай пытался заглянуть мне в глаза. Я же старательно отводил свой взор, посматривая то в окно, то на Сухарева, то на стену. Может быть, я и шизофреник, но все-таки не настолько, чтобы играть в гляделки с Медузой Горгоной.
– Пусть пока поболтает, – к моей радости, не согласился с лысым генерал-полковник. – Мне, знаешь, даже стало забавно.
«Как же, забавно ему стало, – подумал про себя я. – Просто возникло неожиданное препятствие в виде черной машины с наблюдателями за окном, и эта новость еще хорошенько не переварена…»
– Благодарю, – вновь встал и раскланялся я. – Мы говорили о второй и главной ошибке генерал-полковника Сухарева. Вся беда его в том, что он – излишне доверчив…
Анатолий Васильевич в партере удивленно хмыкнул. Уж такого-то недостатка он за собой не замечал!
– …Нет-нет, – немедленно уточнил я. – В отношении ЦРУ, МВФ или, допустим, Объединенного банковского концерна бдительность генерал-полковника на высоте. Однако, как и всякий большой начальник, он плохо замечает то, что творится у него под боком. А под боком у него творится его первый заместитель – генерал-майор Рогожин, руководитель исследовательского центра новых методик. Замечательный человек! – Я небрежно кивнул в сторону лысой Горгоны, замечательного человека с глазами убийцы Кравцова.
– Тяжелая форма бреда, – определил Рогожин, мой второй зритель из партера. – У нас в двенадцатой палате уже трое таких…
Генерал-полковник Сухарев, что интересно, промолчал.
– Итак, – сказал я голосом конферансье, объявляющего выход какой-нибудь знаменитости, – на сцене появляется новое действующее лицо, и очень активно действующее… Па-пра-шу аплодисменты!
Просьба моя осталась без внимания, и тогда я похлопал сам. |