«Искомый ЛК не погашен, однако установить местонахождение сейчас не представляется возможным».

    Ага. Вот, значит, какие пироги.

    Ну, что же. Кое-что я уже понял и еще что-нибудь пойму в ближайшее время: остается лишь найти хоть какие-то подтверждения своей гипотезы.

    Я вышел в коридор. Открыл стенной шкаф, чтобы водворить на место мой оперативный кейс прежде, чем выйти на улицу: не столько потому, что сейчас он мне вряд ли понадобится, но главным образом по той причине, что с ним меня просто не впустили бы туда, куда я вознамерился попасть.

    И только тогда мне пришло в голову то, что должно было возникнуть в самом начале. То самое подтверждение гипотезы.

    В этом отделении шкафа наши оперкейсы всегда стояли рядом. И когда я хватал свой, убегая из дому, ее кейс оставался на своем месте – в соседнем гнезде.

    Сейчас я водворил свой на место. И тут только до меня дошло, что ее снаряжения на месте нет.

    Значит, уходя, она взяла его с собой.

    А это могло – должно было – иметь определенное значение. Иными словами, услышанный мною разговор трехмесячной давности получил дальнейшее развитие.

    – Вратарь!

    Он не ответил. Просто не услышал: микрофон связи – тот, что был в коридоре, – тоже остался незамененным со дня начала той операции. Пришлось спросить уже из прихожей:

    – Кто сейчас ведет дом? Текстом!

    Он нарисовал незамедлительно (хоть эти его узлы остались невредимыми, и на том спасибо!):

    «Хозяйка передала управление мне».

    – Сколько раз она выходила в тот день?

    «Два раза. В двенадцать семнадцать, вернулась в тринадцать пятьдесят пять. И второй раз в четырнадцать тридцать. Еще не вернулась».

    Это я и сам видел – что не вернулась…

    Вот и последнее доказательство – того, что Лючана ушла, покинула свой дом по собственной воле и в здравом уме. А то, что не оставила мне никакой весточки – ни на бумаге, ни в записи, ни у Вратаря для передачи мне, говорило лишь об одном: после состоявшегося разговора она продолжала думать обо мне все так же, как и в предыдущую ночь и ранним утром, закрывая за собою дверь.

    Хотя – только ли по этой причине?..

    Сейчас я окончательно понял, куда пойду и с кем и как буду разговаривать.

    – Стереги дом! – сказал я Вратарю на прощание.

    – Да, хозя, – послал вдогонку мне косноязычный бедняга.

    Я выскочил на улицу. Вместо стволов армагской чинкойи вдоль тротуаров сейчас стояли какие-то другие деревья. Но на это мне было уже наплевать.

    На рекламном щите, нависавшем над проезжей частью, картинка сменилась; теперь горнолыжник в полном снаряжении и с улыбкой от уха до уха призывал: «Вас ждет Улар! Чудесная природа, высокие заработки, спокойная жизнь! Почему вы еще не там? Время уходит!» На это мне было тем более наплевать.

    Так я в тот миг подумал.

    7. Старый друг – лучше новых двух?

    Генерал Иванос, первый заместитель директора Службы и человек, с которым мне приходилось не раз работать плечом к плечу в очень непростых условиях, не отрывал глаз от пластинки моего разового пропуска (который мне согласились выдать далеко не сразу; три месяца – срок пусть и не очень большой, но каждая новая задача невольно оттесняет все предыдущие, уже решенные, на все более дальние рубежи памяти, так что меня вспомнили только с большим усилием).