Нас поймал сторож, привлечённый вознёй, хихиканьем и шорохом лопат. Мы с Леськой убежали бы, а эти тюхи попались, всё рассказали. Нас тоже приперли – пришлось колоться. Вообще-то кололась Леська – совершенно в наглую. И не раскаялась нисколько. Я заявила, что просто хотела помочь подруге. Ветку и Соньку сперва выдрали, а потом потащили отчитывать в церковь. Ребёнка снова закопали, как положено.

Меня не били, даже особенно не ругали. Понимали, что уже поздно пить боржоми. Я осталась без подружек, которые боялись теперь пукнуть лишний раз. И потому решила наконец-то стать женщиной. Помог мне в этом Маамун Абдул Халид аль-Мехбади.

Я уже вспоминала про павильон «Шаверма» на «Просвете». Сначала это был просто ларёк. Со временем палестинцы расширили бизнес. Сперва там заправлял толстяк по имени Салех. Потом пригласил к себе родственника. Маамуна как раз отчислили за неуспеваемость из какого-то российского ВУЗа. А раньше он был боксёром. Это оказалось весьма кстати. В «Шаверму» часто наведывались «нацики» и затевали драки. После появления в заведении Маамуна стало заметно тише, хоть нацело порядок не восстановился.

Однажды, в марте месяце, мы тусовались на «Просвете». В павильоне выла и гремела восточная музыка. Салех отмечал свой «полтос». Он позвал в гости местных – чтобы подлизаться. Потом на улицу вышел Маамун, огляделся по сторонам. И вдруг направился прямо к нашей компании.

– Заходите, пожалуйста! Хозяин вас приглашает на день рождения. Не обижайте его – покушайте с нами…

Выглядел Маамун примерно как Николай Валуев – только поменьше и посмуглее.

В первый момент я хотела сказать: «Ступай себе боком!» Но потом вспомнила, что идти мне особенно некуда. Здесь, на «Просвете», семья брата. На «Лесной» – больная бабушка Галя. В «Шаверме», конечно, будет веселее, даже если подерутся.

Я поправила свой белый, невинный берет с помпоном, который мне связала ещё мама. Одёрнула «дутую» курточку сизого цвета. И храбро шагнула навстречу неведомому. Внешне я выглядела очень самоуверенной и развязной, пахла табаком.

В «Шаверме» вперемешку с арабскими мелодиями крутили Розенбаума и Мафика, песни воли и неволи, а также дэнс-блатняк. Кстати, песни групп «Стрелки» и «Блестящие» оглашали окрестности даже днём, не говоря уже о вечернем времени наплыва посетителей.

Мы подпевали на караоке «Воровайкам». Потом пошли в пляс под «Хоп, мусорок, не шей мне срок!» А в итоге разревелись пьяными слезами, слушая военный шансон. Его потребовали ввалившиеся в зал бывшие десантники. Они как раз отмечали годовщину какой-то своей трагедии в Чечне.

Маамун решил с ними не ссориться. Он крутил «Голубые береты» до тех пор, пока ребята не ушли, а я не заснула в подсобке. Отъезжая под исполняемую уже в третий раз песню «Две «вертушки» на Моздок», я лениво думала о завтрашнем дне. Надо бы успеть домой за рюкзаком и «сменкой», и при этом не столкнуть с Кристиной.

Учебники и тетрадки я оставила на столе. Абсолютно честно собиралась делать уроки. Но невестка не оценила мой героический порыв и опять начала трендеть, какая я шняга. Пришлось молча встать, одеться и хлопнуть дверью. Конечно, я направилась к метро, ещё не зная, как там всё обернётся.

Конечно, мы не только хавали, но и болтали. Маамун рассказывал о своей родине. Там такие чудесные пляжи, и круглый год тепло! От вина с коньяком я стала очень доверчивой.