..
– Этот негодяй использовал тебя без зазрения совести, – в бешенстве зарычал Джарид.
– Да, – спокойно ответила она. – Но если я даже ничему другому не научилась, то одну вещь я поняла.
– И что же?..
– Один человек может использовать другого, только если сам человек позволяет ему это!
Вспомнив слова Анны о том, что Джарид – потребитель, Карла посмотрела ему прямо в глаза.
– Я никогда больше не позволю себя использовать, Джарид, – сказала она холодным и твердым тоном, чтобы убрать сердитые морщинки с его лица. – Я говорю, что поняла это только сейчас. А мы с тобой используем друг друга с обоюдного согласия.
Обвив рукой его шею, она притянула его голову к себе.
– Карла...
Она провела языком по его губам.
– Я устала от разговоров, – прошептала она. – Почему бы тебе не замолчать и не попользоваться мною еще немного?
Джарида не надо было уговаривать. Но перед тем как вновь потерять голову от страсти, он дал ей обещание... обещание, прозвучавшее угрозой:
– Мы поговорим об этом завтра. Мне кажется, у нас есть что обсудить.
Но разговор не состоялся. Их прогулка по достопримечательностям внезапно окончилась, когда рано утром следующего дня они проснулись от резкого звука телефонного звонка.
Нанятая Джаридом машина уже дожидалась их, когда они приземлились в Финиксе. Карла как робот плелась вслед за Джаридом, и голова ее кружилась от вихря следовавших одно за другим событий. У нее не было времени даже мало-мальски все обдумать, не то что обсудить. Ежеминутно слышался резкий голос Джарида: «Пошевеливайся!» – и, стараясь не думать о многочисленных вопросах, теснившихся ее голове, Карла поспешно повиновалась.
Тем более что суровый тон его голоса не оставлял иной возможности.
Но, уже сидя в автомобиле на пути к дому с Джаридом, все еще хранящим стоическое чувство, Карле ничего не оставалось делать, как попытаться разобраться со своими мятущимися мыслями, а также подумать над причиной утреннего стремительного отъезда.
Она чувствовала себя как в аду, ничего не понимая и бесконечно страдая. В одном Карла не сомневалась: то, что было между ними – роман, связь, или даже что-то более серьезное, – закончилось сразу после прозвучавшего перед рассветом телефонного звонка.
Борясь с горькими слезами и нестерпимым желанием закричать, отчаянно протестуя против такого конца, она избегала смотреть на суровый профиль Джарида, а уставилась в боковое окно на проносящиеся мимо, утопающие в солнечном свете знакомые картины.
Пытаясь привести свои мысли хоть в какое-то подобие порядка, она принялась вспоминать последовательность событий, начиная с того момента, когда Джарид поднял трубку.
Словно в тумане, сквозь дрему ей послышался спокойный голос Джарида. И вдруг резкая перемена в его тоне развеяла сонный туман и окончательно пробудила ее. В его голосе все сильнее слышались тревожные интонации. Смысл этого короткого разговора уловить не удалось, но хорошо запомнилась чрезвычайная краткость его ответов. Когда наконец повесив трубку, он повернулся к ней, она его не узнала, перед ней был совершенно другой Человек.
– Нам необходимо уехать, – вот все, что он сказал, ничего не объясняя и не спрашивая ее мнения.
– Что? – откидывая растрепавшиеся волосы с лица, спросила Карла. Запутавшись в простынях, она сделала усилие и села. – Почему? Что случилось?
Направившись было к ванной, Джарид остановился и мрачно взглянул на нее.
– Я должен возвратиться в Седону. Отец умирает, – бесстрастным, но каким-то чужим голосом произнес он. Она испуганно охнула, а он, не меняя тона, продолжил: – Окажи мне любезность, пока я буду в ванной, позвони, пожалуйста, вниз и попроси портье приготовить счет!
– Да, конечно, но. |