— Спасибо, Шарлотта, до чего же приятно с вами познакомиться! — Я стараюсь не пялиться на ее прекрасное платье.

— Так и знала, что это вы, — повторяет она. — Хотела сказать, что обожаю «Бегом по высокой траве». У вас действительно получился великолепный роман.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны. — Я показываю в сторону Джима: — А это мой муж, Джим Ферн.

— Да-да, конечно, экономист. Приятно познакомиться. Вы, наверное, страшно горды, — начинает Шарлотта Харпер, и в первый миг мне кажется, что речь о его трудах в «Форум миллениум», но она улыбается мне и завершает фразу: — …что женаты на такой поразительной женщине.

В ответ я тоже улыбаюсь, с благодарностью, а Джим подмигивает мне и говорит, что еще как горд, и я сдерживаю ухмылку, потому что знаю: он действительно гордится мною, и для меня это приятнее всего на свете. Потом Шарлотта Харпер спрашивает:

— А скоро у вас выйдет новый роман?

Вопрос звучит очень искренно, но, если честно, я его ненавижу. Почему все считают, что я вообще хочу опубликовать еще один роман? Разве у них есть хоть какое-то представление, как я настрадалась с «Бегом по высокой траве»? Нет. Совершенно определенно нет. Иначе я была бы в тюрьме.

— Да, скоро, — легко лгу я, — этой осенью.

— О, великолепно! Уже предвкушаю.

Она снова тянется к моей руке, и на миг мне кажется, что для поцелуя, но, слава богу, нет, иначе уж совсем перебор; вместо этого Шарлотта берет мою ладонь в обе свои и сжимает.

— Спасибо, — с чувством говорит она, — спасибо вам большое.

И как раз когда я отвечаю: «Нет, это вам спасибо», она разворачивается и уходит. Джим, который молчал весь разговор, полностью его игнорируя, теперь ворчит:

— Ну вот, снова-здорово, — хоть и по-доброму.

Я смеюсь.

— Да уж, но что тут поделаешь?

Хотя на самом деле такого уже некоторое время не случалось: чтобы меня останавливали, просили автограф, узнавали. Я смутно осознавала грядущую, незаметно подкравшуюся безвестность, и она слегка меня беспокоила. Тем приятнее, что меня узнали именно сегодня, в годовщину свадьбы.

— Так на чем мы остановились? — улыбаюсь я.

Потом беру хорошенькую коробочку, аккуратно развязываю ленту, разворачиваю голубую упаковочную бумагу. Джим поглаживает меня по руке, когда я поднимаю бархатную крышку, чтобы обнаружить под ней тонкое колечко из белого золота с бриллиантами. Я осторожно достаю его из мягкого гнездышка и поднимаю, чтобы полюбоваться. От такой красоты захватывает дух.

— Нравится?

Я бережно держу колечко двумя пальцами и наблюдаю, как бриллианты искрятся на свету.

— Оно прекрасно. — Я надеваю кольцо и поднимаю взгляд на Джима, сияя от радости.

— Ты на меня таращишься, — с улыбкой говорит он.

— Знаю.

Мне нравится за ним наблюдать. Сейчас он выглядит лучше, чем когда бы то ни было, с этими своими густыми волнистыми волосами, которые острижены не так коротко, как раньше. Вначале я сомневалась относительно такой прически, но теперь она мне нравится: с ней Джим похож на европейского интеллектуала. Особенно если учесть, что виски у него слегка поседели.

А еще сейчас он в лучшей форме, чем в прежние времена. Последние месяцы он почти каждый день во время обеда ходит заниматься в зал. Всего несколько лет назад Джим задрал бы нос перед мужчинами, которые тягают железо, но для того, чтобы он занялся собой, хватило одной чрезвычайно нелестной фотографии в прессе, наглядно запечатлевшей лишние фунты у него на талии.