— Но само слово «признание»… — мямлит он.

— А что вас смущает?

— Ну, оно подразумевает нечто иное, чем, скажем…

— Воспоминания? Потому что я имела в виду именно это: воспоминания и признание роли Беатрис. Может, формулировка не слишком удалась и следовало написать «признательность», поскольку речь шла именно о ней. И вроде бы мне больше нечего тут добавить.

Мои руки сложены на коленях, но костяшки побелели от напряжения, так сильно я сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь.

Эл снова хлопает глазами, а потом говорит:

— Конечно. Тогда следующий вопрос: какой из романов — лауреатов премии Пултона вам больше всего нравится?

Это что, шутка?

— Конечно же, «Бегом по высокой траве».

Я снова могу дышать. Напряжение в комнате спадает, и я чувствую такое облегчение, что начинаю смеяться, и внезапно до меня доходит: теперь Гонски считает, будто я пошутила.

Но я сказала правду, причем универсальную: «Бегом по высокой траве» все любят как-то особенно. Однако для интервью такое не годится, поэтому я называю книгу, которая для меня стоит на втором месте: «Дом кукол». Она замечательная, и я объясняю Элу почему. Он хвалит мой выбор. Ну еще бы.

— А теперь вопрос, который у всех на устах, Эмма: вы работаете над чем-то новым?

— Ага! — Я грожу ему указательным пальцем. — Вопрос на миллион долларов.

Я замолкаю на миг, собираясь выдать одну из своих многочисленных дежурных фраз, но тут мне вспоминается разговор с Кэрол.

«Похоже, этот Ник — настоящий козел, — заявила она. — Он правда так сказал? Что ты не сможешь дважды попасть в яблочко? По мне, так это просто мерзость».

«Вот именно, да еще вдобавок при моем издателе. При нашем общем издателе, к несчастью».

«Ты же знаешь, как должна поступить?»

«Как?»

«Дважды попасть в яблочко».

Я рассмеялась.

«Легче сказать, чем сделать».

«Просто напиши гениальную книгу. А потом посмотришь, как он будет корчиться».

Ее слова воодушевили меня. Почему бы мне не попасть в яблочко дважды? На самом деле много почему, это ясно, но все равно одна мысль о такой возможности заставляет ухмыльнуться.

Эл негромко покашливает.

— Что ж, Эл, так уж вышло, что у меня есть в работе одна задумка.

— Неужели? Замечательно. Расскажете о ней?

— Это будет история о личности… — я возвожу взор к небесам. Обычно про новый роман я говорю на автомате и уже потеряла счет тому, сколько раз дала такой ответ. «Просто напиши гениальную книгу». — …которая наблюдает за другой личностью, понимаете?

Судя по виду Эла, он не понимает, и я совершаю еще одну попытку:

— И эта первая личность ведет наблюдение, следует за другим человеком, но лишь в отражениях.

Опять мимо.

— Она поймана. И существует только в отражениях, вот что я имею в виду: в зеркалах, в воде, в стекле. Понимаете, как бы в ловушке.

На самом деле замысел неплох, и я начинаю испытывать к нему некоторую теплоту.

— И вот моя героиня… или нет, простите, мой герой, — историю о призраке Беатрис состряпать нельзя, иначе я до конца жизни не смогу спать по ночам, — мой герой, который существует лишь в отражениях, влюблен в женщину и преследует ее от автобусной остановки…

Гонски склоняет голову набок.

— Я имею в виду такие стеклянные панели, из которых делают остановки, знаете их? — продолжаю я.