— В «Бордельеро для простушек».
Видел я это местечко, крутясь по району в моем «фольке». Наверху. На самом краю плато над морем. Белая асиенда под римской черепицей с коричневыми ставнями. Зеленый бассейн. Редкие деревья и несколько гектаров банановых плантаций. Недурственно.
— А господин Нино-Кламар?
— Его уже нет. Умер пять лет назад.
Она крестится, потому что неграмотная (и не злая).
— Мадам Нино-Кламар живет одна?
— С дочерью. И с мужем дочери, который приходится ей зятем.
— Она всегда живет здесь?
— Нет, только приезжает на отдых. А живет в Мадриде и Найворке.
— Где, вы говорите?
— В Мадриде и Найворке.
— Это в Испании, Найворк?
Она смеется, сильно тряся головой.
Собираю с земли три ее гребня, исполняю долг вежливости, возвращая их ей, и вспоминаю, что видел фонтан, где смогу вымыть руки.
— Нет, Найворк, это в Америке.
Луч света!
Да что уж: гениально! Я всегда слишком скромно сужу о себе.
— Вы хотели сказать Нью-Йорк?
— Именно это я и говорю!
— Извините, у меня, наверное, пчелки залезли в ушные соты, ибо я не усек сразу. И она добрая, мадам Нино-Кламар?
— Да, — она продолжает смеяться.
Это хороший признак. Шанс не нарваться на застегнутую на все пуговицы эспанскую вдову.
— Похоже, что она достаточно богата?
— Очень, очень, очень много! Ее муж сделал состояние на «Дульче де платано».
— Пардон, сеньорита? На чем, вы говорите?
— «Дульче де платано».
Я балдею. Перевожу себе: дульче — приятный, платано — банан. Видя мое непонимание, коровятина берет из своего походного буфета на скамейке круглую коробку и протягивает мне. Действительно, читаю на крышке «Дульче де платано». Сняв ее, нахожу внутри остатки фруктовой массы характерного запаха. Что-то вроде бананового джема. Помнится, я видел подобные коробки в гостинице.
— Чтобы есть с сыром, — объясняет восхитительная девушка.
Черт возьми, и на этом можно сделать состояние!
Нино-Кламар преуспел, судя по его поместью. А затем, как все остальные, откинул копыта на матрасе, набитом тугриками. Вследствие долгой болезни, согласно стандартной формулировке! Как будто умирают «вследствие» болезни, а не в «конце ее»! Люди такие кретины, когда хотят быть стыдливыми.
— Она сейчас в «Бордельеро для простушек», вдова?
— Она приехала позавчера.
Молчание. Снаружи старый болван начинает давиться соплями, что мешает ему зажамкивать грязные очистки, служащие источником жвачки. Доисторическое чудовище, которое я называю сеньоритой, устремляется к нему. Пользуюсь этим, чтобы попрощаться и смыться.
Сучья керосинка, соревнуясь с дебилом, кашляет сильнее, чем подавившийся пердун, прежде чем соглашается на горючее, которое я ей предлагаю.
Следуя, наконец, своему призванию, начинает двигаться.
С апокалиптическим рычанием она везет меня к мадам вдове Нино-Кламар, королеве размолотых бананов, у которой в среду вечером самый дорогой наемный убийца послевоенного времени должен выполнить… контракт!
Лава девять
Когда время наступает вам на пятки, это даже в какой-то мере преимущество, ибо вы вынуждены применять средства, которые по размышлении были бы вами отвергнуты. Одно лимонное дерево… Пардон, о чем это я? Хотел сказать: находясь к этому моменту на холме, который нависает над асиендой вдовы Нино-Кламар, я созерцаю обширное поместье и говорю себе, что готов на все, чтобы туда проникнуть. |