Изменить размер шрифта - +
Есть еще плохонький «кишкорез», который я, наоборот, всем ненавязчиво демонстрирую, якобы гордясь собственной храбростью и свирепостью.

— Здесь мы, уважаемый Секим! Сено вот прибирали в сарае. Намедни, как лошадок кормить конюх возьми, да обвали его. Прям в проход.

— Болтай-болтай! Вижу, как вы там с сеном управлялись. Дрыхли небось, без задних ног. Вот ужо я вам! Бегом к воротам, пока выпороть не приказал!

— Тык! Хозяин! Мы ж весь двор от снега убрали. Вон, гляньте! Ни снежинки. Куда уж тут дрыхнуть-то?

— Бе-е-егом к гостям! — прорычал Секим. — Клочок — к лошадям! Ник — таскать вещи!

Развернувшись боком, хозяин пропустил нас внутрь и каждому выдал по подзатыльнику. По мне снова не попал, но только головой покачал. Уже привычно. В первый-то раз, когда я спокойно уклонился, он долго и недоверчиво рассматривал свою руку, потом снова попытался совместить свою ладонь с моим затылком и… снова у него не получилось. Теперь при каждом удобном случае Секим снова и снова пытается поймать меня на невнимательности и хоть разок, но попасть. Следует признать, несмотря на немалую массу тела двигался пожилой воин все также плавно и стремительно, как, наверное, и в дни молодости. Однако, я все равно был быстрее. По рассказам старых (по стажу, а не по возрасту) слуг, никому еще до меня не удавалось не то чтобы увернуться, даже просто заметить момент удара.

Такая вот игра с хозяином трактира у нас сложилась. И не надо думать, будто Секим хоть кому-нибудь своим подзатыльником сделал реально больно. Он очень хорошо умел соизмерять свою силу.

Проскользнув мимо хозяина, мы разбежались выполнять приказы. Добрый то он добрый, но лентяев и бездельников не переносит на дух и, как бы жалобно они ни скулили, какие бы обещания и клятвы ни давали, непреклонно указывал на порог. Так что, особо не забалуешь.

Еще был у славного хозяина своеобразный пунктик. Он почему-то считал правильным учить детей грамоте не ранее их совершеннолетия. И то в том случае, если признавал в учебе реальную необходимость. Дескать, научившись читать, младое поколение вместо того, чтобы учиться жизни у взрослых, умудренных опытом, людей, начнут забивать себе головы книжной премудростью, довольно далекой от суровых реалий. Говорят, в свое время его супруга — между прочим хрупкая и довольно сентиментальная женщина из семьи мелких купцов — начитавшись дамских романов, совершила крупную ошибку. Она прочитала мужу один из романов… вслух! И не отстала, пока не дочитала до финала, где прекрасный молодой ярл, положив своим двуручником в конном бою несчетное число врагов, задушив голыми руками трех драконов, и, порвав голыми зубами глотки дюжине вампиров, не слился в сладком поцелуе с прекрасной рыбачкой, нежные щечки которой тут же обагрились жарким румянцем. Там еще было про чужие белые ручки и бархат кожи, но последнее уже так достало несчастного мужчину, что он взревел буквально словами одного политического деятеля: «Когда я слышу слово „грамотный“, рука сама тянется за арбалетом! Ка-а-а-акие нежные ручки, щечки, глазки и бархат кожи у рыба-а-ачки?! Подумай сама-а-а! Море! Холод! „Нежные ручки“ тянут мокрые сети!». С тех самых пор и возникло у него это странное предубеждение против обучения грамоте несовершеннолетней молодежи. Книги он считал коварным искушением для слабых и неокрепших умов.

Клок очень хотел научиться грамоте и, увидев, как я свободно и без малейших усилий пишу письмо родным, упросил едва ли не на коленях научить и его. В банде, где он вырос, если и могли научить мальца, то исключительно за деньги. Просто так с ним возиться никто не стал бы. Да и мало кто понимал, зачем вору грамота? Вот воровской «профессии» научить — это сколько угодно. Даже просить не надо — сами воры берут на дело и там «по-живому» начинают натаскивать будущего помощника.

Быстрый переход