Эбберлайн сдерживал гнев – очевидно, это бессмысленная трата времени. Он взял свой стакан, поднял ко рту и, качнув еще раз головой, выпил, не морщась, двойную порцию жидкого огня.

– Инспектор, я лично видел, как этот человек преображался в другого. Не только нравом и мыслями, но и телесно!

Эбберлайн поставил стакан на стол и потянулся к нетронутому стакану Стивенсона. Придвинул его к себе, но заколебался и не стал сразу пить.

– И этот, этот… доктор Джекил и ваш мистер Хайд – как получилось, что вы познакомились с ним в Америке?

Наконец, он поднял второй стакан и осушил его, не сводя глаз со знаменитого писателя.

– Инспектор, эту проблему нужно решать немедленно, не дожидаясь…

Гневный взгляд остановил Стивенсона. Он понял, что полицейские делают дела в своем темпе, и он замедляется при столкновении с очевидной истиной. Роберт Льюис Стивенсон видел по глазам полисмена – тот поверил рассказу.

– Меня познакомил с этим джентльменом в Сан-Франциско три года назад мой друг, работающий в компании «Корвалис Ленз». Он доставил туда самый необычный набор линз, изготовленный этой компанией. Эти линзы были особым образом отшлифованы, скошены, отполированы по заказу этого человека для лабораторной работы. Линзы были так умело выполнены, что Амброз теперь видит те вещи, какие видел раньше только в своем воображении. Этот человек поистине открывает истоки самой мысли, назначение человеческого мозга и силы, скрытые в каждом из нас. Мой друг думал, что мне необходимо встретиться с профессором, потому что тот собирает совершенно уникальную и наиболее мощную систему для созерцания микроскопического мира. Заинтригованный, я решил познакомиться с ним и расширить поле моих поисков.

– И этот профессор Амброз был сговорчивым?

– Самым сговорчивым из всех, с кем я когда-либо сталкивался в деловом мире! Без умолку говорил о своей работе по изучению агрессии, возникающей естественным образом у всех животных. Профессор напугал меня до того, что мне пришлось ослабить в своей книге тему науки, иначе читатели просто не поняли бы меня. Он обладал способностью превращаться в нечто отличное от себя самого, и это, инспектор, было три года назад.

– И вы думаете, что ваш Джекил и Хайд – это мой Потрошитель? Вы это утверждаете, сэр?

– Он самый!

Эбберлайн пристально смотрел на писателя. Он был как никто опытен в распознавании лжи. И видел по поведению Стивенсона, что тот говорит правду – по крайней мере, насколько она известна ему самому.

– Как я уже сказал, мои письма были перехвачены. Я писал вам несколько раз, но не получал ответа. В конце концов, узнав о последней жертве Потрошителя, я решил прийти к вам.

– Почему же? – спросил Эбберлайн, продолжая выискивать приметы лжи в поведении Стивенсона.

– Потому что у меня наконец появилось доказательство, инспектор, – ответил Стивенсон и впервые за все время разговора улыбнулся, а Эбберлайн впервые увидел в лице и глазах этого человека изнурение. Писатель полез в карман и достал сложенную газету. Сглотнул и даже содрогнулся, раскрывая ее. – Это «Лондон таймс», но фотографию, которую я хочу показать, приобрели сотни газет во всем мире, и «Сан-Франциско кроникл» не стала исключением. Вот почему я и поспешил прийти.

Он придвинул газету к Эбберлайну, тот опустил взгляд на нее.

Эта фотография была уже широко известной. Снимок сделан утром после убийства Мери Келли. Эбберлайн увидел себя на месте преступления. И молча поднял взгляд на Стивенсона.

– Инспектор, человек, стоящий рядом с вами, – фотограф?

Эбберлайну не требовалось снова смотреть на зернистую фотографию; он знал, о ком говорит Стивенсон.