Директор усталым взглядом обвел кабинет физики.

– Что же такое, в этом случае, все мы слышали? – спросил он с горьким сарказмом. – Вы что-нибудь слышали, Виктор Филиппович?

– Я как раз в этот момент урок проводил, – с готовностью заговорил завхоз-слесарь-столяр-учитель. – И только я, значит, начал объяснять пятому «Б», как деревянную заготовку в тиски вставляют, и в этот самый момент…

Договорить он не успел: дверь, несмотря на директорский запрет, распахнулась, и в кабинет физики, потрясая над головой каким-то листом бумаги, ворвался бледный преподаватель литературы.

Сверкнув взглядом на Лаэрта Анатольевича, он стиснул зубы, а потом срывающимся голосом обратился к Степану Алексеевичу:

– Все! Ухожу! Только что заявление написал! На пенсию и немедленно! С завтрашнего числа! Мне жизнь дорога! Мне еще внуков воспитывать!

Директор школы спустил узел галстука еще ниже, скользнул взглядом по заявлению, протянутому Петром Ильичем, и лицо его передернулось.

– Да подождите вы! – вымолвил он с раздражением и отодвинул лист с неровными строчками в сторону. – Нельзя же так, чуть что и сразу на пенсию! Вы сейчас где урок проводили?

– В седьмом «А», – растерянно ответил Петр Ильич?

– Про что объясняли? – поинтересовался директор.

– Про то, как Пушкин стихи в постели писал, – растерянно отозвался преподаватель литературы.

– Почему в постели? – вскинув на него взгляд, резко спросил директор.

– Не знаю, – окончательно растерявшись, ответил Петр Ильич. – Но об этом свидетельствуют Вяземский, Жуковский и… м-м-м… многие другие современники. Еще до того, как позавтракать, а завтракал Александр Сергеевич обычно…

– Вот идите и объясняйте дальше, – устало оборвал его директор. – И заявление заберите с собой, заберите! На пенсию уходить никогда не поздно. Я, знаете ли, и сам, если б все так близко к сердцу принимал, не то, что на пенсию… на пенсию мне, конечно, возраст еще не позволяет… однако вот в какое-нибудь другое место, сами понимаете, запросто…

Не договорив, директор остановился, взглянул на Петра Ильича в упор и машинальным движением затянул узел галстука потуже.

– Ступайте, Петр Ильич, – молвил он, смягчая голос. – Ступайте! А нам тут еще во многом разобраться надо!

На минуту в кабинете физики повисла тяжелая, густая тишина. Потом Лаэрт Анатольевич неуверенно произнес:

– Я на пороге такого открытия, Степан Алексеевич! Эпохального! Даже не думал, что все так просто, но вот, оказывается… Правда, работы еще много.

Он заглянул директору в лицо и дрогнувшим голосом добавил:

– А взрыва и в самом деле не было. Шумовой эффект, достаточно мощный, не отрицаю, совершенно случайно возник из-за того, что…

Директор кашлянул и снова потянулся к узлу галстука. Окончательно приведя его в порядок, он одернул пиджак и очень сухо сказал:

– Я думаю, Лаэрт Анатольевич, все объяснения вы дадите в моем кабинете. Сначала устно, а потом письменно. Прошу вас! Вас же, Вера Владимировна, Виктор Филиппович, Петр Ильич и Галина Сергеевна, прошу вернуться к занятиям. До конца урока еще восемь с половиной минут.

Степан Алексеевич, снова одернув пиджак, величественно двинулся к двери.

Лаэрт Анатольевич, начав на ходу что-то сбивчиво объяснять, пошел вслед за ним, заходя к Степану Алексеевичу то с одного бока, то с другого.

Вера Владимировна, побледнев еще больше, встала со стула и с тревогой смотрела ему вслед.

Завхоз-слесарь-столяр-учитель с озабоченным лицом обошел все углы кабинета, заглянул в лаборантскую и, окончательно удостоверившись, что возгорания и разрушений нет, тоже вышел в коридор.