Ему было больно видеть свой дом – такой светлый и радостный при маме – темным и мрачным. Он испытывал неловкость оттого, что после школы его подвозили мамы его друзей, и дом, возле которого он выходил, был самым неприветливым и унылым в их квартале. Раньше все было не так: мама всегда включала свет на крыльце, и он горел там до тех пор, пока вся семья не соберется дома.

Поднявшись, Тедди включил свет снаружи дома и посмотрел через окно на крыльцо. Там действительно лежала тыква. Она была большая, приземистая, светло-оранжевая, с забавно изогнутой веточкой сверху.

– Как раз для Хэллоуина, – произнес Тедди.

– Да, Кейт так и сказала, – подтвердила сестра.

– Может быть, если я поговорю с папой… – начал Тедди, поглядев на закрытую дверь кабинета отца.

– Поговори, Тедди, – взволнованно сказала Мэгги, взяв брата за руку. – Уговори его вернуть ее!

Тедди кивнул. Он потрепал Брейнера, чтобы тот пожелал ему удачи. Они с Мэгги соединили сжатые кулаки, как игроки одной команды, и Тедди направился к двери.

После смерти жены Джон произвел в кабинете некоторые изменения: убрал со стола рамки с фотографиями и фигурки птичек, некогда расставленные Терезой, заменил собрания сочинений Готорна и Мелвилла на сборники судебных прецедентов и провел еще две телефонные линии.

Однако ни компьютер, ни факс, ни принтер не смогли превратить эту комнату в строгий офисный кабинет. Она по-прежнему оставалась домашней и уютной: ковер на деревянном полированном полу, стулья с кожаной обивкой, виндзорское кресло с эмблемой юридической школы Джорджтауна, мраморный камин, картина Хью Ренвика «Восход солнца», акварельный рисунок подводного мира Дэйны Андерхилл и несколько пейзажей местных импрессионистов. У Терезы был хороший вкус, и она всегда умела создать уют.

Джон сидел за столом и читал заключения врачебных экспертиз, на основании которых он собирался строить свою защиту. Согласно заключению психиатра Филиппа Беквита, к которому Джон обратился, Грегори Меррилл страдал психическим расстройством, побуждавшим его совершать насильственные сексуальные действия. Примерно такое же заключение было сделано и другим – официально назначенным – экспертом. Он написал, что Грег – сексуальный садист, преследуемый навязчивыми идеями и фантазиями, связанными с насилием над молодыми женщинами и их убийством. Когда он пытался обуздать эти мысли, они становились еще реальнее и росли до тех пор, пока он не давал им выход.

В своей защитной речи Джон собирался убедить суд в том, что психическое заболевание подсудимого должно рассматриваться как смягчающее вину обстоятельство, позволяющее заменить смертельную инъекцию на пожизненное заключение.

Услышав стук в дверь, Джон собрал бумаги, намереваясь спрятать их, и сказал:

– Да-да.

– Можно, папа?

Увидев сына, Джон махнул рукой, приглашая его войти. Спортивная одежда Тедди была испачкана травой, и Джон тяжело вздохнул, поняв, что в очередной раз пропустил его футбольный матч.

– Боже, папа, какое у тебя лицо!

– Да, я знаю, – произнес Джон, усмехаясь. – Я ужасно выгляжу, хотя чувствую себя нормально. Но в суд я поеду в любом случае, как бы там на меня ни смотрели. Ну, а теперь давай, выкладывай, Тедди, что ты хотел мне сказать?

– Я пришел поговорить о няне, – сообщил Тедди. – О Кейт.

– А, о Кейт, – протянул Джон, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову.

Тедди молчал. Его глаза были полны надежды, и он ждал, что скажет отец дальше.

– Сначала она произвела на меня хорошее впечатление, – начал Джон.