Ведь именно король утверждает команды охотничьих лодок.
Медер снова что-то добавил в свою жаровню, и огонь сердито зашипел. Шарина почувствовала горьковатый запах, но продолжала безотрывно глядеть на шеренгу молодцов Лежебоки.
Такое заявление явно обескуражило их предводителя.
— Сначала тебе придется уложить всех Королевских Сыновей, пьюлец! — заявил Лежебока, впрочем без особой убежденности.
— Думаю, это будет несложно, — безмятежно улыбнулся отшельник. Он крутанул дротик меж пальцами правой руки, затем, за спиной, перекинул его в левую, не останавливая вращения. — Конечно…
Женщина, стоявшая рядом со Слипсалотом, развернулась так, что стала видна татуировка на плече — двадцатирукий монстр. Шарина вспомнила рассказы Ноннуса о поклонении Плавучего народа подводным чудовищам.
— …может так статься, что Длинные Пальцы примет решение сделать завтра тебя гарпунщиком на лодке, где капитаном буду я, — насмешливо заявил отшельник, резким толчком возвращая вращающийся дротик в правую руку. — Ну что ж, в таком случае мне вряд ли понадобится оспаривать его право на королевский титул.
Челюсть у Лежебоки отвалилась. Он выглядел так, будто Ноннус подвесил его прямо над разверстой пастью морского демона — впрочем, нынешняя ситуация была немногим лучше. Члены его команды как-то подались назад, будто сторонясь своего предводителя. Даже Трехпалый смотрел на отца так, словно видел его впервые.
— Барбатиатиао бримайао чермари! — выкрикнул Медер в полный голос концовку своего заклинания. В жаровне что-то зашипело. Затем грохнуло так, что барабанные перепонки чуть не лопнули.
Все бойцы Лежебоки подались назад. Даже Шарина рискнула оглянуться.
Над жаровней вырастало пульсирующее облако белого дыма. По виду и росту оно напоминало человека и еще продолжало расти. Мальчишка, наблюдавший за обрядом, с округлившимися глазами вскочил на ноги. И тут Медер неожиданно сграбастал ребенка за длинные волосы и притянул к себе.
Ноннус изменил положение, так чтоб видеть колдуна и одновременно не поворачиваться спиной к Лежебоке. Хотя тот в настоящую минуту едва ли представлял собой угрозу.
— Медер! — закричал отшельник. — Отпусти ребенка! Я контролирую ситуацию!
Мальчишка вопил благим матом и брыкался. Колдун ударил его рукояткой атама, затем приставил лезвие к горлу.
Глаза Медера расширились от ужаса и предвкушения того, чему предстояло случиться.
— Или вы отдадите нам свою лодку и позволите уплыть… — выкрикнул он, обращаясь к Лежебоке. Белый призрак медленно вращался по кругу, будто исполняя какой-то сложный танец над огнем. В нем было почти семь футов росту — неуклюжий увалень без лица, слишком коротконогий для такого могучего торса и рук.
Трехпалый и Лежебока обменялись быстрыми взглядами. Младший мужчина рассмеялся и выступил вперед, при этом благоразумно держась на расстоянии от Ноннуса.
— Или что, островитянин? — спросил он. — Если ты рассчитываешь, что твои фокусы…
Медер вспыхнул от ярости. В гневе он полоснул костяным лезвием по горлу ребенка, кровавые брызги полетели во все стороны. Крик мальчишки захлебнулся и перешел в бульканье. Вместо него закричала Шарина.
Кровь из шейных артерий темной струей брызнула на пламя костра. И жаровня, будто получив новую порцию горючего, выплюнула особо яркий язык пламени. Огненные брызги полетели во всех направлениях — некоторые прожигая дыры в костяной палубе жилой лодки, другие же с шипением падали за борт, в морскую воду.
Медер неподвижно стоял посреди этого снопа пламени, который, казалось, не причинял ему никакого вреда. В то же время волосы на голове мертвого ребенка горели и потрескивали. |