— Пожалуйста… — молил отшельник.

Голубой свет. Крошечная искра голубого света, яркая тень, просочившаяся сквозь чугунные стенки перевернутого горшка.

Мелли!

Кашел схватил горшок и с грохотом швырнул его. Одним прыжком фея вскочила на его обнаженную руку и заплясала от радости.

Глиняный горшок валялся тут же на земле; отшельник отпрянул и съежился. Юноша стоял, прижимаясь плечами к стенам, к крыше хижины.

— Пожалуйста…

Подняв наконец руки, Кашел взревел. Голубое свечение охватило его. Окаменелые стены светились, как пушок на стебле чертополоха, как паутинка на ветру… Раскидав руки в разные стороны, юноша раздвигал стены, а вместе с ними и границы мира, который держал его в плену. Ветер и солнечный свет, блестящие листья тамариска обрели четкость и реальность, и Кашел издал победный крик.

По мере того как голубое свечение меркло, поглощалось чернотой беспамятства, откуда-то, из сумеречного мира доносились слова: …такой одинокий.

Он лежал на земле, погруженный в полную тьму, лишь несколько звезд светило с лилового небосвода. Кашел расслышал веселую болтовню горцев, спускавшихся по склону оврага, — они направлялись в его сторону. Юноша приподнял голову.

— Может, попросить их помочь? — раздался голосок Мелли — Ты, наверное, ужасно устал, Кашел. Даже ты.

Трое горцев спускались по извилистой тропке. Двигались они легко и ловко, несмотря на то, что каждый нес на плечах по козе весом примерно в половину своего собственного.

Увидев лежащего Кашела, они замерли в удивлении и еще быстрее зачирикали, как птенцы в гнезде, увидевшие приближающуюся мать.

— Нет, я сам… — произнес юноша, перевернувшись и утвердившись на ладонях. Окружающий мир колебался, как занавеска на сквозняке. Еще никогда Кашелу не приходилось чувствовать себя таким слабым. Что же произошло?

— Не надо, Кашел… — попросила фея.

— Я могу, — пробормотал юноша. Все его чувства замкнулись на руках, упирающихся в песчаную почву. Он не раздумывал, просто знал: жить незачем, если он сейчас не поднимется. Кашел не станет здесь валяться, как загнанная лошадь!

— Могу! — и, оттолкнувшись, он встал на колени, а затем, продолжая движение, и на ноги. Покачиваясь, он возвышался над изумленными горцами.

Мир снова обрел свою незыблемость, и ноги Кашела твердо стояли на земле. Он рассмеялся с облегчением. Вокруг него без умолку трещали горцы, напоминая стаю птиц. Мелли весело Щебетала, теребя его ухо.

— Ты такой сильный, Кашел, — приговаривала она. — Ведь горшок был металлический!

Хижина пропала без следа. Не веря своим глазам, юноша обернулся: может, она осталась за спиной?

Ничуть не бывало. Наклонившись, в неверном лунном свете Кашел мог разглядеть многочисленные собственные следы, но ни великанских костей, ни кострища… ведь они же не могли исчезнуть!

И тем не менее исчезли.

— Я что, спал? — спросил юноша, то ли сам себя, то ли фею на плече. — Там был старик, философ…

Горцы придвинулись, дружески прикасались к Кашелу, легонько подталкивая его к берегу. Козы у них на плечах все еще были теплыми.

Юноша распрямил плечи, повел руками. Мускулы болели, но тело двигалось нормально. И он пошел, поддерживаемый маленькими человечками, радуясь их компании и возвращению Мелли.

— Мне снилось, я разрушил его хижину, — пробормотал Кашел. На берегу поблескивали огни; горизонт на западе алел, на его фоне вырисовывался неуклюжий силуэт «Золотого Дракона». — Не верю, чтоб я это сделал…

— Если б ты что-нибудь съел или выпил, Кашел, — послышался голос Мелли, — мы могли бы остаться там навсегда.