Д'Иблен давно усвоил урок, преподанный Востоком: секрет успеха любого военного предприятия в быстроте и в том, какой конь под тобой. И все же он понимал, как рискованно, почти неосуществимо то, что он задумал. Да, Кагал и Рено отправились в страну, где непрестанно кружили грифы.

Бородатый часовой на башне, возвышавшейся над воротами Эль-Омада, прищурив глаза, пристально вглядывался вдаль. Далеко на востоке появилось облако пыли, в коем то появлялась, то вновь исчезала черная точка. Араб без труда догадался, что это едет одинокий всадник на загнанном коне. Он дал сигнал тревоги, и спустя мгновение рядом с ним появились еще несколько стражников, державших наготове луки и копья. Они следили за приближавшейся фигурой с тем напряжением, какое бывает у людей, рожденных для междоусобных войн и набегов.

— Какой-то франк, — сказал один из них. — Скачет на издыхающей кляче.

Они внимательно смотрели, как всадник, окутанный облаком пыли, медленно приближался, пока наконец не достиг ворот Эль-Омада. Самый молодой стражник вскинул лук, но резкое слово, произнесенное первым часовым, остановило его. Франк у ворот то ли слез, то ли свалился со своего ослабевшего коня, шатаясь, подошел к воротам и несколько раз постучал.

— Клянусь Аллахом, — удивленно воскликнул бородатый часовой, — назареянин сошел с ума! — Он наклонился вниз и крикнул: — Эй, покойник! Что тебе надо у ворот Эль-Омада?

Франк взглянул наверх воспаленными глазами. Его лицо заострилось и потемнело под палящими ветрами пустыни, кольчуга побелела от пыли, а губы потрескались и запеклись.

— Открой ворота, собака, иначе тебе придется плохо! — с трудом произнес он.

— Это же Кагал-малик — рыжий король. Люди называют его безумным, — прошептал лучник. — Он ехал верхом вместе с лордом Рено, как сказали пастухи. Не упускайте его из виду, пока я не схожу за шейхом.

— Тебе, должно быть, жить надоело, назареянин, — сказал первый часовой, — если ты пришел к воротам своего врага.

— Сходи за хозяином замка, собака! — рявкнул кельт. — Я не разговариваю со слугами, а мой конь умирает.

Наконец среди стражников замаячила высокая фигура шейха Сулеймана ибн Омада.

— Клянусь Аллахом, это какая-то ловушка! — воскликнул он. — Назареянин, что тебе здесь надо?

Кагал облизал почерневшие губы сухим языком.

— Когда бегут дикие собаки, пантера и бык спасаются вместе, — сказал он. — Смерть несется с востока как на мусульман, так и на христиан. Я приехал предупредить тебя — позови своих слуг и заставь их как следует запереть ворота, иначе следующий восход солнца ты будешь встречать среди обуглившихся руин твоего замка. И еще… Я призываю тебя оказать гостеприимство подвергшемуся опасности путешественнику — мой конь умирает.

— Это не ловушка, — пробормотал шейх в бороду. — Франк говорит правду. На востоке уже началось разрушение, и кто знает, монголы, может быть, уже близко…

Он чуть повернул голову к стражникам и повелительно крикнул:

— Откройте ворота, собаки, и впустите его!

Кагал, пошатываясь, ввел своего измученного коня в открытые ворота, и первые же его слова вызвали среди арабов уважение.

Позаботьтесь о моем коне… — пробормотал он и опустился на землю, закрыв лицо руками.