— Я победил, — отозвался Байбарс, впервые в своей дикой жизни переживший потрясение. — Но я наполовину слеп, и какой смысл продолжать убивать этих христиан? Они будут приходить снова и снова, будут с радостью идти на смерть — такова их вера. Чего мы сейчас добились? Они непобедимы, и когда-нибудь — через год или через тысячу лет — они растопчут ислам и вновь наводнят улицы Иерусалима.

А в вечернем небе над залитым кровью полем страшной битвы уже загорелась первая звезда.

Скачущий-с-Громом (Перевод с англ. В. Федорова)

Когда-то я был Железным Сердцем — воином-ястребом из племени команчей. То, о чем я говорю, вовсе не фантазия, и я не страдаю галлюцинациями. Я говорю, опираясь на достоверные знания, опираясь на магическую память — единственное наследие, оставленное мне расой, покорившей моих предков.

Это не сон. Я сижу здесь, в собственном умело обставленном кабинете на пятнадцатом этаже. А внизу на улице гремят и рычат машины самой неестественной цивилизации из тех, что за свою историю видела наша планета. Глядя в окно рядом, я вижу лишь клочок голубого неба, зажатый между вершинами небоскребов, высящихся над этим современным Вавилоном. А посмотрев вниз — только бетонные полосы, по которым течет непрерывный поток людей и машин. Здесь нет подобных океану просторов голой коричневой прерии и голубого неба; здесь нет сухой травы, колышущейся под невидимыми ногами людей степей; здесь нет одиночества, бескрайности и таинственности, слепящих разум всевидящей слепотой и навевающих сны; нет видений, порождающих пророчества.

Туг весь мир низведен до механических законов — силы, которую можно увидеть и пощупать, до мощи и энергии, что перемалывают все подряд и превращают мужчин и женщин в бездушные автоматы.

И все же я сижу здесь, посреди этой пустыни из стали, камня и электричества, и повторяю непостижимое: я был Железным Сердцем, Скальпохватом, Мстителем, Скачущим-с-Громом.

Мои волосы темнее, чем у многих моих клиентов и деловых партнеров. Я ношу одежду цивилизованного человека столь же непринужденно, как и любой из них. А почему бы и нет? Мой отец в юности носил пончо, головной убор воина из перьев и набедренную повязку, а я никогда не носил никаких одеяний, кроме одежд белых людей. Я говорю по-английски… а также по-французски, по-испански и по-немецки без акцента, если не считать легкого юго-западного выговора, какой найдешь у любого оклахомца или техасца. За спиной у меня годы жизни в колледже — Карлайль — Техасский университет — Принстон. Я преуспел, работая по своей профессии. Меня без сомнений принимают в избранном светском кругу — в обществе, состоящем из мужчин и женщин чисто англосаксонского происхождения. Общающиеся со мной люди очень редко узнают во мне индейца. Внешне я стал белым, но…

Одну вещь я все же унаследовал от своих предков. Память. Тут нет ничего смутного, размытого или иллюзорного. Так же как я помню свое прошлое в качестве Джона Гарфилда, так помню я и иные свои воплощения, например жизнь и деяния Железного Сердца. И когда я сижу в своем кабинете, уставясь неподвижным взглядом на пустыню из стали и бетона, то она порой кажется мне столь же зыбкой и нереальной, как поднимающийся ранним утром туман на берегах Красной реки. Я смотрю сквозь все эти наслоения и заглядываю глубже и дальше в прошлое, вспоминаю невзрачные бурые горы Уичито, где когда-то появился на свет; я вижу колышущуюся под ударами юго-западного ветра траву и вырисовывающийся на фоне синего, как вороненая сталь, неба высокий дом Куано Паркера.