Постепенно варвар разобрал фразу, которую непрестанно выкрикивали женщины: «Таммуз умер!»

Варвар повернулся к стоящему рядом прохожему, который только что прекратил спор с хозяином лавочки о цене одежды, и задал вопрос на ломаном финикийском языке:

— Кто этот великий вождь, которого они несут на вечный покой?

Тот, к кому он обращался, взглянул на процессию и, не сказав ни слова, открыл рот так широко, как только было возможно, и завопил:

— Таммуз умер!

Вся улица, мужчины, женщины, начали выть, повторяя одни и те же слова, доводя крик до истерической ноты и начиная раскачиваться из стороны в сторону и рвать на себе одежду.

Варвар, озадаченный, дернул прохожего за рукав и повторил вопрос:

— Кто этот Таммуз — какой-нибудь великий король востока?

Рассерженный тем, что его отвлекают, прохожий повернулся и заорал:

— Таммуз умер, дурак! Таммуз умер! Кто ты такой, чтобы прерывать мои молитвы?

— Меня зовут Этриаль, я галл, — ответил варвар сердито. — А что касается твоих молитв, то ты не делаешь ничего, кроме того, что стоишь и мычишь: «Таммуз умер» — как племенной бык.

Финикиец посмотрел на варвара с ненавистью и оглушительно завизжал:

— Он поносит Таммуза! Он поносит великого бога!

В этот момент носилки как раз приблизились к варвару и остановились, потому что, несмотря на вой и рев процессии, носильщики заметили ужимки кричавшего и услышали его слова. Когда носилки остановились, сотни глаз, уже одурманенных всеобщей истерикой, обратились на галла. Начала собираться толпа, как всегда происходит в восточных городах. Визг повторился, и воющие люди начали качаться из стороны в сторону в религиозном экстазе с пеной на губах, доводя себя до безумия. Самый уравновешенный и неэмоциональный в обычной жизни народ в мире — финикийцы были подвержены вспышкам помешательства, которые характерны для всех семитов во время ритуалов, посвященных богам.

Руки толпы потянулись к кинжалам, глаза кровожадно впились в светловолосого великана, против которого бросал свои обвинения обезумевший финикиец.

— Он поносит Таммуза! — вопил сумасшедший с пеной у рта.

Толпа загудела, и носилки закачались, словно лодка на море во время шторма. Галл положил ладонь на рукоять меча, окинув толпу холодным взглядом голубых глаз.

— Идите своей дорогой, люди, — прорычал он. — Я не сказал ничего плохого ни про какого бога. Идите с миром, а ты — иди к черту!

Исковерканный финикийский галла был плохо понятен толпе, к тому же мешал шум, и толпа уловила лишь брошенное ругательство. В ту же секунду раздались дикие крики:

— Он поносит Таммуза! Убить преступника!

Окружившая его толпа свирепо надвигалась на него, и галл не успел даже выхватить свой меч. Толпа налетела на него и опрокинула на землю. Падая, галл нанес сильный удар ближайшему к нему врагу — это был тот, кто завел всю толпу, — его шея хрустнула, как прут. Толпа пинала галла, царапала ногтями, и в воздухе зловеще засверкали кинжалы. Но народу было слишком много, и добраться до галла могли не все, поэтому выхваченные кинжалы ранили самих же теснящих друг друга финикийцев. Сквозь гул безумия послышались крики раненых. Этриаль наконец вытащил свой кинжал и поразил одного из врагов. Толпа раздвинулась, когда он вскочил на ноги и начал наносить смертельные удары направо и налево, разбрасывая людей, словно кегли.