— Ну, старина, что бы вы сказали по поводу позднего обеда?

— Если вам угодно, — рассеянно отвечал он.

— Я просто подумал, что вы проголодались.

— Проголодался? Нет.

— Ну, во всяком случае, прикажем принести нам что-нибудь. Рам Дасс, не мог бы ты подать на стол? Чего-нибудь холодного. И передай господину Ольмейеру, что у меня гость, который останется на ночь. Пусть постелят вторую кровать и все прочее.

Рам Дасс вышел, а мой гость без приглашения подошел к буфету, чтобы выпить виски. Перед тем, как налить в стакан содовой, он помедлил, как будто ему пришлось вспоминать, как именно готовят выпивку.

— Куда же вы собирались, когда безбилетником садились на корабль? — осведомился я. — Ведь наверняка уж не на Роув Айленд?

Он повернулся, пригубил виски и неподвижно уставился в окно на гавань и расстилавшееся за ней море.

— Это — Роув Айленд?

— Да. В некотором смысле это край света.

— Что?

Он взглянул на меня недоверчиво, и в его глазах я опять увидел след прежней муки.

— В переносном смысле, хотел я сказать. На Роув Айленд почти нечем заняться. Сюда ниоткуда не приезжают, разве что из тех мест, откуда прибыли вы. А откуда вы, в конце концов?

Он неопределенно махнул рукой:

— Понимаю. Да. О, вероятно, из Японии.

— Япония? Вы находились на иностранной службе?

Он взглянул на меня так пристально, точно подозревал в моих словах какой-то скрытый смысл. Потом сказал:

— А перед тем в Индии. Да, перед тем я был в Индии. Я служил в армии. Мне стало неловко.

— Что? Как же вы оказались на «Марии Карлссон» — на том корабле, что доставил вас сюда? Он пожал плечами.

— Боюсь, что понятия не имею. С тех пор, как я покинул.., те места, откуда я возвращаюсь, все происходит точно во сне. Только проклятый опиум помогает забыть. Опиумные сны приносят меньше страха.

— Вы принимаете опиум? — формулируя вопрос таким образом, я сам себе казался ханжой.

— Так много, сколько могу достать.

— Должно быть, вы пережили нечто по-настоящему ужасное, — прямо сказал я, разом позабыв свои изысканные манеры.

В ответ он усмехнулся — больше самому себе, нежели моему любопытству.

— Да, да… Это почти лишило меня рассудка. Вы, вероятно, уже заметили. Какое сегодня число?

— 29 мая.

— Какого года?

— Ну… 1903-го.

— Так я и думал. Так и думал, — теперь он как будто защищался. — 1903-й, конечно. Начало нового сверкающего века, быть может, последнего века Земли.

Если бы это говорил какой-то другой человек, я отнес бы эти бессвязные обрывки на счет опиумного голодания, но из уст моего гостя эти путаные речи звучали до странного убедительно. Я решил, что настало время нам познакомиться и представился.

На это он отреагировал весьма своеобразно. Он поднялся со своего кресла и произнес:

— Капитан Освальд Бастэйбл, бывшего 53-го уланского полка.

Он улыбнулся собственной выходке, сделал несколько шагов и снова занял место у окна в кресле-качалке. Мгновением позже, пока я все еще пытался собраться с мыслями, он повернул ко мне голову и поглядел на меня снизу вверх с откровенной усмешкой.

— Простите, но ведь вы видите, я не в том настроении, чтобы скрывать свое безумие. Вы очень любезны, — он поднял стакан как бы в мою честь. — Я благодарен вам. Я должен попытаться вспомнить о хороших манерах. Когда-то это получалось даже недурно. Действительно, вполне приличные манеры. Я осмелился бы даже утверждать, что был неотразим.