Ей не нужно было спрашивать, что имеет в виду Эрве. Задолго до приезда в Алжир Алисон слышала о религиозном вожде берберов Абдель Кадере. Пятнадцать лет назад он объединил берберов и арабов и призвал их на священную войну с Францией. Ослепительно красивый, обаятельный, овеянный романтичными рассказами шейх пользовался огромным успехом в парижских салонах. Но это было до того, как война превратилась в кровавую бойню.

Однако в жестокостях были повинны не только арабы. Со времени вторжения в 1830 году французы вели себя как бесчеловечные варвары, пытаясь покорить гордую нацию. Судя по тому, что узнала Алисон, даже отец Эрве мог считаться настоящим палачом. Он участвовал в интервенции пятнадцать лет назад и, по слухам, поощрял самые омерзительные действия своих подчиненных.

Но Эрве, к счастью, очень отличался от отца и многих соотечественников. Он сочувствовал арабам. Эрве прибыл в Алжир всего полгода назад, но гораздо лучше понимал, как следует вести себя французам в роли завоевателей. Именно по этой причине, как считала Алисон, он сможет с честью возглавить «Арабское Бюро».

Однако она по прежнему считала, что Эрве чересчур обеспокоен ее путешествием. Только в прошлом году Абдель Кадера и его сторонников вытеснили в Марокко, и зверства с обеих сторон прекратились. Французских колонистов больше не убивали и не жгли в собственных домах, французская армия усмирила туземцев в северных провинциях, а Алжирская равнина под защитой армии вновь стала безопасной для европейцев. Некоторые поселенцы даже двинулись в глубь страны, чтобы покорить девственные просторы и освоить нетронутые земли.

Нет, если бы она считала, что риск слишком велик, она никогда бы не отправилась в путешествие. Алисон не боялась опасности, но ведь речь шла о благополучии дяди Оноре! Она и так чувствовала себя виноватой, только потому, что лишала дядю привычного комфорта на несколько недель, пока они будут добираться до Сахары. К счастью, жара не будет столь невыносимой, как летом, ведь сейчас октябрь.

Видя, что она не согласна с ним, Эрве раздраженно вздохнул:

– Алисон, послушайтесь же меня! На пути могут встретиться бесчисленные опасности: бандиты, работорговцы, голодные кочевники, арабы фанатики, которые отказываются признать, что война окончена… даже дезертиры, сбежавшие из нашего Французского легиона.

– Но с нами будет Чанд.

– Это меня нисколько не утешает, – сухо объявил Эрве. – Очевидно, он предан вам, но вряд ли может считаться подходящим слугой для леди. Мне не нравится, что вы путешествуете без дуэньи и горничной.

Алисон послала жениху предостерегающий взгляд, не желая слушать ни малейшей критики в адрес верного индийца.

– Эрве, вам может быть неизвестно, но я обязана Чанду жизнью, причем не один раз.

Сообразив, что взяла слишком резкий тон, Алисон невольно смягчилась и одарила Эрве обезоруживающей улыбкой, надеясь, что логические рассуждения и обаяние помогут немного успокоить и развеселить его.

– Чанд не только слуга, но и мой друг. Думаю, ему можно доверить заботу обо мне. Кроме того, вы забываете, что я англичанка. Арабы не испытывают к ним такой ненависти, как к французам.

Но Эрве упрямо покачал головой.

– Арабы презирают всех неверных. И я не могу…

– Эрве, вы зря тревожитесь.

– Возможно, – с сожалением вздохнул он. – Но я не хочу, чтобы вы пострадали. И к тому же веду себя, как эгоист. Этот месяц без вас будет невыносимым.

Он потянулся к руке девушки и нежно прижал ее пальцы к губам.

– Неужели вы не понимаете, как я люблю вас, coquine?

– Эрве… – запротестовала было Алисон, но желание в его голосе взволновало ее, а объяснение в любви вывело из равновесия. Она почти ничего не боялась в жизни, но клятвы в любви обладали способностью лишать ее покоя, возвращая к тяжелым воспоминаниям, которые Алисон предпочла бы забыть.